Между ними повисло молчание.
– Своим генералом?
Голос осторожный. Она предлагала ему спасательный круг, возможность вернуться в знакомые воды привычных отношений.
Так много легких ответов.
Вместо этого он произнес:
– Своей королевой.
Разглядеть выражение ее лица не удалось. Была ли она рада? Смущена? Зла? Каждая клеточка его тела молила перевести все в шутку, позволить им обоим избежать опасности этого момента. Но он не стал. Он все же был корсаром и сейчас зашел слишком далеко.
– Потому что я надежный солдат, – уточнила она, но без особой уверенности в голосе. В нем звучали нотки напряженной неуверенности, как у человека, готового и к дружеской шутке, и к удару. – Потому что я знаю все твои секреты.
– Я действительно иногда доверяю тебе больше, чем себе, – а о себе я очень высокого мнения.
Разве не говорила она сама, что никому другому не доверила бы прикрывать ее спину в бою?
«
– Я бы выбрал тебя своей королевой, потому что хочу тебя. Все время хочу тебя.
Она перекатилась на бок, положив голову на согнутую руку. Короткое движение, и вот он чувствует ее дыхание на своих губах. Сердце его пустилось вскачь.
– Как твой генерал, должна предупредить, что это был бы ужасный выбор.
Он тоже повернулся на бок. Теперь они смотрели друг на друга.
– Как твой король, должен сказать, что никому не удастся меня переубедить. Никакая сила не сможет погасить мое желание.
Николаю казалось, что он пьян. Может, с высвобождением демона что-то высвободилось и у него в голове. Она, наверное, посмеется над ним. Или от души врежет и заявит, что у него нет такого права. Но остановиться он уже не мог.
– Я бы надел на тебя корону, если бы мог, – сказал он. – Показал бы тебе мир с палубы корабля. Я бы выбрал тебя, Зоя. Генералом, другом и невестой. Подарил бы сапфир размером с желудь. – Он сунул руку в карман. – А взамен попросил бы лишь, чтобы ты вплела в волосы эту проклятую ленту в день свадьбы.
Она протянула руку, и пальцы ее зависли над лежащей в его ладони синей бархатной лентой.
И тут же отдернула ее, баюкая пальцы, словно их обожгло пламя.
– Ты женишься на сестре королевы Табан, которая возжелает корону, – сказала она. – Или на богатой керчийке, а может, на фьерданке из королевской семьи. У вас будут наследники и будущее. Я не та королева, что нужна Равке.
– Но что, если ты – та королева, что нужна мне?
Она закрыла глаза.
– Тетушка рассказывала мне одну историю много лет назад. Я не помню ее всю, но помню, как она описывала главного героя: «у него было золотое сердце». Мне так нравились эти слова. Я заставляла ее повторять их снова и снова. Ребенком я была уверена, что и у меня золотое сердце и что оно будет освещать все, чего коснется, а я буду всеми любима, как герой этой истории. – Она села, подтянув к себе колени и обняв их руками, словно пыталась сделать укрытие из своего тела. Ему хотелось опрокинуть ее обратно на пол, прижаться своими губами к ее. Ему хотелось снова встретиться с ней взглядом и увидеть в нем возможность. – Но я не такая. Внутри у меня шипы и туман, как в терновом лесу. – Она поднялась и отряхнула свой
Николай заставил себя улыбнуться. Он же не сделал ей настоящего предложения. Они оба знали, что это невозможно. И все же ее отказ ранил так же сильно, как если бы он встал на одно колено и просил ее руки, как ослепленный любовью глупец. Было больно. Святые, как же было больно.
– Что ж, – сказал он бодро, приподнявшись на локтях и посмотрев на нее со всей ироничностью, которую смог изобразить. – Оружие тоже неплохо иметь под рукой. Оно полезнее, чем невесты, и вряд ли начнет в печали слоняться по дворцу. Но если ты не встанешь рядом со мной у руля Равки, что ждет нас в будущем, мой генерал?
Зоя открыла дверь грузового отсека. Свет хлынул в отсек, озарив ее лицо, когда она повернулась к нему.
– Я буду сражаться рядом с тобой. Как твой генерал. И друг. Пусть я во многом ошибалась, но одно знаю точно: Равке нужен именно такой король.
32. Майю
Во дворец они вернуться не могли. По крайней мере, не поднимая шума, который никому не был нужен.
Почти никому.
– Отведите нас в Амрат Ен, – потребовал Бергин, жестом указав на прочих пленных гришей, истощенных до крайности. Им всем дали антидот, но они еле стояли на ногах, и сейчас сложно было судить о том, какой неисправимый вред был нанесен их телам.