И магию его я почувствовала словно ядовитую змею, скользившую по коже. Она вызывала омерзение и желание отшатнуться, но я выстояла, не шелохнувшись. Отошел от меня Бласкес сам, потому что через пару мгновений я услышала его голос уже в отдалении:
– И какие могут быть претензии к нам, ваше величество? Блок был поставлен самой герцогиней Эрилейской.
– Я ничего такого не помню. – Широко распахнув глаза, убедилась, что придворный маг действительно стоит рядом с королем, а у того наверняка заложен нос: слишком спокойно он реагировал на Бласкеса. – Не было этого.
– Похоже, ее светлость переобщалась с кавалером Дароком, – осклабился Бласкес. – Тот тоже любит повторять: «Если не помню, значит, не было». Только у него потеря памяти всегда случается после бурных возлияний. Неужели и красавица Эстефания в столь юном возрасте подвержена пороку пьянства?
– Прекратите паясничать, сеньор! – Я разозлилась. – Вы прекрасно знаете, что я говорю правду. Что у меня пропали не только знания по магии, но и часть воспоминаний.
И похоже, важная часть, если Эстефания решила ее припрятать.
– Фани, успокойся, – очень тихо сказала тетя. – Он тебя намеренно выводит из себя, чтобы скомпрометировать перед королем.
– Откуда мне знать, донья? Голова ваша, и что там творится, знаете только вы.
По моим ощущениям, там сейчас бегали тараканы, заламывая лапы и бросаясь на стенки с воплями: «Все пропало! Сейчас все обо всем догадаются!»
– Уго, а это не могло стать причиной того, что артефакт ее оправдал? – внезапно заинтересовался Теодоро. – Заменила одни воспоминания другими, а нужные потом вызовет ключевой фразой, которую наверняка доверила кому-то из близких?
Его слова подарили мне призрачную надежду, что такую фразу может знать Эсперанса, которая посещала свою хозяйку в тюрьме. Очень призрачную, потому что если прежняя Эстефания не собиралась возвращаться, то и ключ от своей памяти она никому не стала бы давать.
– Нет, ваше величество, – с отвращением ответил Бласкес. Отвращение было направлено на меня, а не на собеседника. – Если бы артефакт можно было обмануть, наши ушлые аристократы уже давно поголовно ходили бы в невиновных за самые мерзкие преступления. Я не знаю, почему артефакт ее оправдал, но это не из-за блока.
– А потому, что невиновна, – поспешила напомнить, слишком уж подозрительно щурились королевские глаза.
Ему такое выражение совершенно не шло, и вообще, хмурый король – морщинистый раньше времени король. А порча королевской внешности – преступление перед короной.
– Это вы кому другому расскажите, ваша светлость, – ухмыльнулся Бласкес. – Мы с его величеством точно знаем, что именно вы подлили отраву.
– Тогда вы с его величеством должны точно знать, откуда я ее взяла и как смогла пронести во дворец. Хорошо охраняемый дворец. Между прочим, вами, сеньор, охраняемый.
Более прямо сказать не могла, следующая фраза с намеком на причастность придворного мага застряла во рту, не вырвавшись даже невнятным мычанием. Но Бласкес уже смотрел так, словно прикидывал, как будет меня убивать. Быстро, чтобы ничего больше не успела добавить, или медленно, чтобы получить удовольствие от самого процесса. Почему-то казалось, что ему нравится издеваться над жертвами.
– А хорошие вопросы задает наша герцогиня, Уго, – заметил король. – В самом деле, как она могла пронести яд во дворец?
Успех нужно было срочно развить. Или хотя бы закрепить.
– И главное, какой смысл мне вас травить, ваше величество? Это ни на шаг не приблизило бы освобождение тети.
– Значит, у вас была другая цель, – с ненавистью проскрипел Бласкес.
– Ваше величество, мне кажется, мы отошли от темы разговора, – осторожно вмешалась тетя. – Блок у моей племянницы появился после пребывания в королевской тюрьме. Значит, и снятие его обязаны обеспечить вы, ваше величество.
– Обязан? – Он гадко поднял правую бровь. – Даже в случае, если ваша племянница поставила его сама?
– Ваше величество, если она поставила его сама, то наверняка из-за угроз вашего придворного мага.
– Моих угроз, донья? Да я вообще к вашей племяннице не подходил! – зарычал Бласкес.
– Подходили, – вспомнила я, – последний раз – в ночь перед казнью. Проверяли что-то в камере. – Возможно, приходил и раньше, но это осталось в закрытой части памяти. – И да, издевался и угрожал.
– Уго? – Теодоро повернулся к нему.
Тот явно хотел сказать: «Да врет она все», но тогда бы солгал уже сам, поэтому предпочел ответить уклончиво:
– Ее светлости любое мое высказывание кажется хамским. Намеренно я ее не оскорблял.
– Тогда не могли бы вы снять блоки в порядке компенсации? – очень мягко спросила тетя.
– Компенсации за что? За неудавшееся отравление? – с вызовом спросил ее король.
– За попытку убийства, – мстительно ответила я вместо тети, – которую вы пытались выдать за справедливое правосудие. Хорошо, что есть артефакт Истины, не позволивший вашей задумке воплотиться в жизнь, и я осталась жива.
Судя по реакции Бласкеса, ему это, напротив, казалось очень плохим, что он не преминул высказать.
– Не все, что хорошо для вас, хорошо для государства.