Право на месть

Столы, покрытые липкими клеенками и засаленными скатертями, на которых свалены в разнобой открытки, старые газеты, ржавые значки, кружки, с отколотыми ручками, фарфоровые собачки без хвостов, залузганные брошки и прочий хлам, гордо именуемый антиквариатом.

Действительно помогло. Девчонка, раскрыв рот, смотрела на праздник мусора и то и дело переводила удивленный взгляд на меня, как бы спрашивая: «А почему это здесь?». Как будто я знаю, что творилось в головах людей, когда они собирали старую рухлядь и бережно складывали на продажу.

На Окраине группами нападают на даже мимо проезжающий, не то, что припаркованный транспорт, и за минуты разбирают до винтика, сливая в утилизатор подчистую. Знаю, что особо хитрые стачивают серийники, выпаивают чипы. А некоторые группировки даже повадились пачкать все подряд экскрементами, лишь бы получить доплату за органику, за что получили прозвище… эм… не суть. А тут, понимаешь, антиквариат. За деньги. С ума сойти.

Впрочем, цели своей я добился. А когда Рут вцепилась в рубашку и потащила к витрине, украшенной музыкальными инструментами и вовсе впору было ликовать: «Горячо!». Витрина обычная, тут других не бывает, не тот район. Вывеска покосилась. По углам пыль. Лампы, вон, горят через одну. На стекле тонкая царапина, расходящаяся в стороны ветвистыми лучами молнии.

Но гитара хороша, конечно. Сверкает глянцевыми боками обтекаемого корпуса. Не берусь судить, я не специалист, но вроде целиковый массив кедра. Тонкий гриф с накладкой из черного дерева — эбони, металлические струны, резкий изгиб обечайки. Рут прилипла к стеклу, уставившись на инструмент как на вершину создания рук человеческих. Знаю, о ком она думает. Глупая маленькая девочка.

— Ты наличные снимала, чтобы такую подарить? — Кому не говорю, и так понятно.

Молча кивает.

— Почему не подарила?

Губы сжаты, брови сдвинуты. На лицо словно падает тень.

— Он… сказал, что у него… проблемы.

Держусь, чтобы не закатить глаза. Знаем мы эти «проблемы». В курятнике рядом стояли, с серьгой в ухе. Акутора — приметный драгдилер Окраины, барыга со стажем. Слышал о нем, потому что сложно не услышать, когда прозвищем козыряют и везде его как флаг выпячивают[1]. Рубин получил пару лет назад лично от одного из Глав Рэйдзё, уж не знаю за какие подвиги, но едва ли не лопался от гордости и вставил в серьгу, чтобы носить напоказ. Сдается мне, его и пасли наемники.

И все равно не понимаю! Девчонка — курица, несущая золотые яйца. Зачем ее убивать? Они с нее пылинки должны были стряхивать. Разве что видела что-то, непредназначенное для чужих глаз?

Рут Стоун

Мне понравилось как тактично вел себя детектив. Не кричал, не махал руками, не заламывал их со стонами: «Как ты могла, Рут?», «Это недопустимо, Рут!». Да, снимала наличные. Да, врала и сбегала из дома. Но цель-то была благородная, правда? И вообще здоровяк-детектив очень аккуратно задавал вопросы:

«Не угрожали ли мне поклонницы Принца?»

«Видела ли я раньше парня с серьгой?»

«А тех двоих, что прицепились к нам в клубе?»

«Помню ли я, что именно случилось в последний день?»

Нет. Да. Нет. Н-не знаю.

Меня насторожила его фраза: «в последний день». Так ведь не говорят, верно? Или он не из суеверных? А как иначе? «Крайний день»? Все равно звучит довольно жутко.

Мы еще побродили по Сити, в этот раз еще и в молодежном районе — много яркой, громкой, сверкающей рекламы, 3D-панели и голограммы, автоматы самообслуживания с колой и гамбургерами. Смешной робот у кинотеатра настойчиво зазывал нас войти и посмотреть новинки. Перекусили картошкой-фри и сладкой ватой, — настоящий день непослушания.

Показалось, детектив ждет чего-то. Он то и дело посматривал на экран визора, но тот молчал, и мы вернулись обратно, к знакомому офису с едва живой вывеской «ДагерХэвен». Открыв замок, мужчина резко нагнулся и поднял что-то с пола. Кто-то подсунул записку под дверь? Развернул мятую бумагу, впился в строчки глазами и словно бы выдохнул. Хорошие новости? От прежнего напряжения не осталось и следа.

— Будешь кофе?

— Да. Спасибо. — Соглашаюсь с осторожностью, памятуя о том, что в офисе нет туалета. Не стоит лишний раз налегать на жидкости.

Разулась. Присела на кушетку и принялась болтать голыми ногами. Сейчас вторая половина дня. Должно быть, наше возвращение в офис — короткая передышка и мы снова куда-то направимся. Признаться, все эти бесцельные брожения по Сити меня порядком утомили. Да, я вспомнила Принца, прошлую жизнь, папу. Вспомнила кто я есть, и свой отчаянный, заведомо обреченный на провал, протест против родительской опеки.