Мощный электрический разряд пронзил его до костей и отшвырнул на пол. Ласковина-бойца больше не было. У ног Лешинова скорчилась вздрагивающая, беспомощная кукла.
Наташа лежала на ковре в луже холодной воды.
– Еще разок,– сказал женский голос.
– Хорош,– возразил мужской.– Уже прочухалась. Поднять ее?
– Нет, пускай пока полежит. – Сознание и чувства возвращались к Наташе медленно. По частям. Сначала – боль. Потом – холод. Потом – слух. Чужие голоса звучали то громче, то тише. Как будто какой-то сумасшедший двигал вверх-вниз регулятор громкости. Холод и боль странным образом уравновешивали друг друга.
Издалека донесся бой напольных часов. «Я – дома,– подумала Наташа.– Что произошло?» Глаза открывать не хотелось. Не хотелось двигаться. Пусть эти люди, которые пришли к ней домой, позаботятся о ней. Или уйдут.
Наташа обнаружила, что не может пошевелить руками. Куда делись ее руки? Она их даже не чувствовала.
Наташа испугалась. И открыла глаза. Женское лицо нависало над ней. Неприятное лицо. И знакомое.
– Точно,– сказала Лариса.– Очухалась, сучка. Жорик, посади ее на стул. Что, мне так и стоять раком?
– Ну, я бы лучше эту куколку раком поставил,– отозвался Жорик.– Такая попочка!
– Успеешь. Мало она тебе по яйцам врезала?
– Ничего. Мои яйца – крепкие!
Мужчина с маленькими светлыми усиками подхватил Наташу под мышки и без особого труда усадил на стул лицом к темному окну.
В нем, как в зеркале, Наташа увидела себя. И свои руки. Они были связаны за головой, локоть к локтю.
Мокрая одежда прилипла к телу. Холодный компресс. Наташа осознала, что ее бьет дрожь. И вспомнила, что произошло. И вспомнила женщину. Это она пыталась зарезать ее две недели назад.
– Почему? – спросила Наташа.– За что вы меня мучаете?
Женщина шагнула к ней, схватила за волосы, запрокинула Наташину голову.
– Разве? – осведомилась она.– Нет, мы тебя не мучаем. Но скоро начнем, сучка!
– Она спрашивает – за что? – Лариса повернулась к Жорику.– Один мужик – можно сказать, без руки, второй – пожизненный инвалид, ни ходить, ни трахаться не может. А третий даже и не говорит. Только смотрит. Ты врубаешься, Жорик, только смотрит! И плачет! Мой Антон только смотрит и плачет! А эта сука спрашивает – за что?
– Но я не виновата… – прошептала Наташа.
– Заткнись! Я думала – поправится,– продолжала она, обращаясь к Жорику.– А вчера лепила сказал: с концами. Таким и будет мой Тошка, пока не помрет. Раньше я думала – убью ее, суку. А теперь – ни хрена. Теперь она у меня будет смотреть и плакать. И хахаль твой сучий,– Лариса свирепо дернула Наташу за волосы,– будет на тебя любоваться!
– Ты что же, спину ей поломаешь? – с беспокойством спросил Жорик.
– Ты поломаешь!
Жорику эта идея пришлась не по вкусу.
– Я этого не умею,– решительно заявил он.– Я могу руку сломать или, там, почки отбить, ну обычно, а хребет – не могу. Не умею.
– Я умею,– неожиданно вмешался Гвоздь, все это время копавшийся в Наташином шкафу.– Еще три сотни, Лариска, и порядок.
– Мудак,– сердито сказал Жорик.– Она ж откинется сразу.
– Не откинется,– уверенно ответил Гвоздь.– Я на зоне два раза ломал. Ништяк. Три сотни зеленых, Лариска,– будет как пенек с глазками.
Наташе как-то не верилось, что говорят о ней. И не верилось в то, о чем они говорят. У того мужчины, что постарше, был такой спокойный незлой голос…
– Пять сотен,– сказала Лариса.– Только сделай как надо!
– Мне палка нужна,– сказал Гвоздь.– Ну, швабра там или типа этого, Жорик, поищи.
– Сам ищи,– буркнул мужчина с усиками.– Я те не раб. Лариса, давай я ей лучше ногу сломаю.
– Не надо,– проговорила Наташа, которая наконец начала осознавать, что ее ждет.– Пожалуйста, не надо… Я не смогу танцевать…
– Танцевать? – Женщина остервенело рванула ее волосы.– Ты, сучка, есть сама не сможешь! Поняла?
– Херовая твоя идея, Лариса,– мрачно заявил Жорик.
– Ты капусту взял? – усмехнулся Гвоздь.– Взял. И не кизди.
– Ты, козел! – Жорик мгновенно развернулся к напарнику.– Я тебя урою, бля, ты понял, нет?
Гвоздь не особо испугался, но замолчал. Сейчас ему разборки не с руки. А потом припомнит.
– Хорош вам,– вмешалась Лариса.– Нравится она тебе, Жорик, да? Вижу, нравится. Давай трахни ее. Хочешь ее трахнуть? Гляди сюда! – Она задрала Наташину юбку.
Жорик промолчал. Но на Наташины ноги глянул с жадностью.
– Ты, кентяра, не врубаешься,– сказал Гвоздь, которого волновало другое.– Она ж нас видела, всех троих. Живая останется, сразу заложит. А так – все чисто. И не мокруха, и как она, к примеру, тебя описать сможет, если только и будет уметь, что глазками мигать? Ларка в масть пошла. Вставь ей пистон, а я пока палку поищу!
Гвоздь хихикнул собственной шутке и вышел в коридор.
– Ну, Жорик? – с усмешкой спросила Лариса.– Сам справишься или за коленки ее подержать?
Наташа инстинктивно сжала колени.
Ей хотелось кричать, но понимала, что бесполезно. Ей просто заткнут рот.
И невозможно было поверить, что ей вот так вот возьмут и сломают позвоночник.
Лариса отпустила ее волосы, отошла к кровати. Жорик встал рядом с Наташей. Сглотнул слюну.