Право на одиночество

Я ухмыльнулась (это уже почти не причиняло мне боли), потом аккуратно высвободилась и направилась в ванную. Там я разделась и внимательно рассмотрела следы вчерашнего «побоища».

В принципе, по лицу уже почти ничего не было заметно. Царапина в левом уголке губ, там же – небольшая припухлость, а так всё. Но зато на груди и бёдрах…

– Н-да… Жертва сексуальных извращений… – пробормотала я, залезая под душ.

Прохладная вода принесла облегчение, сняла боль и жар в местах, где были синяки, успокоила мои мысли. Теперь я могла подумать, проанализировать…

Громов ошибся – Марина Ивановна предприняла ещё одну попытку убрать меня из издательства. И вновь – эта попытка не удалась. Но кто знает, чего она придумает в следующий раз и останусь ли я жива после следующей её задумки.

Я вспомнила вчерашний треск разрываемой рубашки, разъярённого Максима Петровича, допрос полицейских… Мне всё это не нужно. В моей жизни уже и так полно проблем.

Таким образом, я пришла к выводу, что если после этого «случая» Крутова останется в издательстве – уйду я. Вспомнив ультиматум Громова, подумала, что смогу его уговорить – в конце концов, я с ним работаю только две недели, найдёт другую помощницу.

Вспомнив, как он вчера заворачивал меня в свой пиджак, я смутилась. Да, мне было стыдно – стыдно, что я предстала в таком виде перед своим начальником, пусть я была тысячу раз не виновата… Но тем не менее – всё это было настолько мне неприятно, что я даже немного обрадовалась этому своему решению уволиться.

Я почему-то была уверена, что Королёв в жизни не прогонит Марину Ивановну. Вспомнив Михаила Юрьевича, я подумала, что тот наверняка бы сказал:

– Не позволяй какой-то некомпетентной шлюхе влиять на твои решения. Борись с ней, победи её, ты же сильнее! Не давай ей манипулировать тобой!

Да, Михаил Юрьевич, вы правы, как всегда… Но… я устала. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое – я не желаю никаких страстей, интриг, заговоров… Спокойно работать – это всё, о чём я мечтаю.

Приняв окончательное решение, я вылезла из ванной, натёрла все свои синяки мазью и вышла будить Светочку.

Это оказалось нелёгким делом. Она пиналась, брыкалась, материлась – короче говоря, делала всё, только бы не открывать глаза. Пришлось полить её из чайника, но даже после этого она только изрекла:

– Ну что вы меня поливаете? Я вам не клумба! – и перевернулась на другой бок.

– Свет, ты издеваешься? – тут я взорвалась. – Ты как вообще на работу встаёшь и вовремя приходишь?! Что мне нужно сделать, чтобы ты встала?

Подумав, она заявила:

– Ещё двадцать минуток посплю – и встану, чес-сло.

– Если ты не встанешь через двадцать минуток, я тебя горячей водой полью. Нет, кипятком! – видимо, мой голос произвёл на Свету впечатление, потому что она встала ровно через десять минут.

На работу мы почти не опоздали. Половина редакции уже была на месте. И я сразу же, как только увидела лица своих коллег, поняла, что о вчерашнем инциденте знают все. Осталось только понять, что именно…

Это было несложно. Посадив меня в кабинете, Светочка ушла на разведку.

Вернувшись через пятнадцать минут, она так потрясла меня своим рассказом, что я чуть не пролила чай себе на блузку.

Народ знал всё. Как, когда, откуда – непонятно. Причём знали все отделы. Знали, что Марина Ивановна подкупила мужика с соседней стройки, дала ему ключ от задней двери АХО и внутренний номер Светы, в назначенный час вызвала Петра Алексеевича к себе наверх и удерживала его там, задавая всякие глупые вопросы, около часа. Все знали, что я почти не пострадала и что меня спас Громов. Но больше всего меня поразило не это…

– Короче, – рявкнула Светочка, грохнув кулаком по столу, – все отделы готовы писать коллективное заявление об уходе, если Крутову не уволят сегодня же.

– Чего? – у меня, кажется, от удивления пропал голос.

– Того! Сегодня ты, а завтра кто? Если этой… этой… если ей приходят в голову такие «радикальные» способы борьбы с коллегами, кто знает, кого она в следующий раз наймёт! Может, киллера, который тут половину издательства перестреляет.

Ну да, вполне может быть. Мне такая мысль тоже в голову приходила… Но то, что все отделы готовы написать коллективную заяву об уходе, как-то в голове не укладывалось…

Меня беспокоило отсутствие Громова. Судя по всему, он ещё не появлялся, между тем как с начала рабочего дня прошёл целый час…

Я уже просто считала минуты. На двадцатой спросила у Светочки:

– Слушай, у тебя телефона Максима Петровича нет? Мобильного.

– Нет, – она покачала головой. – А нафиг? Он же у генерального. Сидит там с утра, мне Катя передала.

– Блин, – я вздохнула с облегчением. – Ну ты раньше сказать не могла? Я тут с ума уже начала сходить… Думала, вдруг ему вчерашний забег по лестницам со мной наперевес на пользу не пошёл… Или Марина Ивановна кого-нибудь наняла, чтобы его прибить…

В этот момент открылась дверь, и вошёл Громов. На его лице застыло… такое непонятное выражение… Мне оно совершенно не понравилось.

– Доброе утро, – кивнул он нам, – Наталья Вла… то есть, Наташа, пойдёмте ко мне, есть новости.