Право выбора

В результате поле битвы все равно осталось за ней, поскольку женщины умеют обращать ситуацию в свою пользу довольно нечестными и хитрыми уловками, такими как внезапно спадающий халат и на редкость щекочущее мужское воображение позирование с пистолетом. Нет у нас против этого контраргументов, ну по крайней мере, в функциональном возрасте…

Потом, когда Вика уже уснула, я еще немного поразмыслил о том, как же все это тесно сплелось в один клубок – и все эти радеоновские интриги, и вынужденное сидение в четырех темностекольных стенах, и мой неясный социальный статус, и многое другое. А больше всего меня беспокоило то, что я окончательно превратился в пешку на чужой шахматной доске. Я являлся ей и до этого, излишних иллюзий у меня не было с самого начала. Но вот какая штука – раньше у меня теплилась небольшая надежда на то, что преодолев шесть клеток и выполнив требуемое, я получу возможность свободы передвижения. А вот сейчас… Сейчас я почти наверняка знал, что мне никто не даст этого сделать. Просто потому, что никому не нужно, чтобы пешка стала какой-то более весомой фигурой, получив кучу информации, включая ту, которую ей знать не следует.

Да, до поры до времени иногда и пешку берегут пуще иного слона или даже ладьи, она часть манёвра, она часть стратегии. Ей провоцируют противника, намекая ему, что это будущий ферзь, ее выводят из-под удара, ее охраняют, вокруг нее даже водят хороводы, переставляя на самые лучшие клетки. Но пешка – это только пешка и не более. И в результате, несомненно, меня ждала хрестоматийная судьба самой незамысловатой из фигур, простая и предсказуемая, та, которая ей предназначена изначально – в нужный момент оказаться на линии удара для того, чтобы уйти с доски навсегда. Зачем? Чтобы кто-то высший выиграл партию. Все.

Меня вынесут за пределы клетчатого поля и положат набок. И дай бог, чтобы хоть кто-то, хоть какие-нибудь прозекторы в пыльных шлемах смогли склониться надо мной. А то ведь стану одним из тех, кто «ушел и не вернулся». И про эту золушку касимовскую, которая мне в плечо сейчас сопит, будет напечатано в соседней колонке. Господи, она же еще совсем ребенок, она искренне верит в то, что наконец поймала за хвост синюю птицу, и это я сейчас не о себе. Как ей объяснить, что пуля, которая раздробит ей затылочную кость – возможно, это единственное, что мы можем унести с собой из всей этой истории. Она же меня даже услышать не захочет… Ведь если я хоть на кроху в своих соображениях прав – это все на мне будет.

Понятно, что жить с этим мне не придется, хотя бы просто потому, что мне жить не придется вообще, но… А ну если ТАМ и вправду что-то есть? Положат всё мое, что сотворил за свои годы, на некие космические весы, и тогда одна ее смерть перетянет всех переведенных через дорогу бабушек. Не жила, не родила, не состарилась. И все по моей вине.

Ладно, это во мне уже не разум говорит, а усталость, нервы и самокопание, так еще не до того додуматься можно. Кому мы нужны, что мы такое знаем, чтобы нас убивать? Выкинут просто за двери, как кошек шелудивых – да и все. Кесарю – кесарево, пахарю – пахарево. Может, даже выходное пособие выплатят, с них станется. Да и не отправляют ЭТИ просто так в последнее путешествие тех, в кого что-то было инвестировано. Не в их это правилах, вложения тогда не окупятся.

И бдительность все-таки надо ещё увеличивать. Продолжать ловить в разговорах полутона, следить за ситуацией, фиксировать оговорки. Нельзя просто махнуть на все это рукой, тогда точно жди беды…

А после я уснул. То ли сам себя успокоил и потому расслабился, то ли просто очень устал.

Разбудил меня хлопок двери. Кто это к нам пришел, и почему без стука? Я тряхнул головой, разгоняя остатки сна. Нет, правда, а почему дверь хлопнула? С какой радости?

Ответ был прост – отбыла моя дражайшая вторая половина. Она оставила мне на своей подушке трогательную записку, которую придавила шоколадкой. Как мило.

«Уехала на работу, кое-что надо там довести до ума. Не завтракай сухомяткой, выпей хотя бы чаю.

Целую.

Твоя В.»

Н-да, идет время. Еще месяц назад было бы написано: «Завтрак на столе, завернут в полотенце». Все течет, все меняется… А какие у нее, интересно, дела на работе? Ближайший выпуск почти через полмесяца, в здании кроме пары дежурных да похмельной спортивной редакции – никого. Чудно.

Амурные дела я отмел сразу – с ней охрана, так что и хвостом не вильнет. Но понять цели отъезда – хотелось бы.

Впрочем, её отсутствие мне на руку, благодаря ему можно решить кое-какую проблемку. Я натянул штаны и майку, отыскал в списке внутренних телефонов (после моего приключения с похищением, Вика пришпандорила его скотчем прямо над базой аппарата) номер консьержки и попросил ее зайти ко мне.