Читаем Право выбора полностью

Сколько усилий, сколько бессонных ночей и мучительно-напряженных дней требуется человечеству, чтобы построить хотя бы одну такую установку, как наша! Люди подбадривают себя высокопарными словами: прометеев огонь, новая эра, невиданная революция в науке. Кто-то подсчитал, что на современного человека приходится в год более полутора тонн стали, семь тонн угля и сотни килограммов различных металлов и химикатов. А прежде, дескать, обходились без химикатов и телевизора. Да, обходились. И ничего… Но человек должен стараться. Я не знаю, сколько стали потребуется мне в двухтысячном году. Но иногда хочется отдать причитающиеся полторы тонны стали кому-нибудь первому попавшемуся и сбежать на необитаемый остров или, по рецепту Эйнштейна, поселиться на маяке. И окажется, что не так уж много мне нужно химикатов. Наверное, конь тоже иногда так думает, но покорно тащит свою тележку с пивом или капустой. Все дело в том, что мы стараемся не для себя, а для мировой истории. От нее в наш век на необитаемом острове не укроешься. Она требует активности, личного участия в большом круговороте. Человек никогда не принадлежал целиком только самому себе. А сейчас все связи особенно обнажены.

Зачем я так грубо с Мариной?.. Мог бы спокойно отказаться, сославшись на уважительные причины… Люди обрели друг друга. Счастье…

Нет, нет, не мог… Ведь я подвел некий итог всей своей неустроенной жизни. Почему люди кривляются, лицемерят? Ради приличия? Не думаю, чтобы им обоим было приятно мое присутствие на свадьбе. Чтобы я не обиделся? Ха!.. Какое им дело до меня? Когда между людьми будут прямые отношения, без всяких этих «извините», «пожалуйста, не обижайтесь»? В Японии подобный инфантилизм возведен в ритуал: становятся на колени, отвешивают поклоны, пятятся задом. Да, да, люди должны расшаркиваться друг перед другом. «Я не могла вас обманывать…» Еще бы! А я обязан ликовать, улыбаться идиотской улыбкой: наконец-то моя любимая вышла замуж за другого! Поздравляю и желаю счастья… Стройте свое милое благополучие на обломках моего сердца. Я человек благородный…

А я не желаю вам счастья. Я хотел бы всегда стоять между вами. Вам все слишком легко дается в жизни. Я завидую вашему небрежному отношению к тому, что происходит вокруг вас. Вы не так ранимы и уязвимы, как я. Для вас не существует трагедий. Потому-то вы и щедры. Вы не испытывали животного страха под бомбежками, после которого чувствуешь себя последней сволочью, не выжаривали вшей в блиндажах. Вы чистенькие и можете с презрением обсуждать все ошибки, допущенные нами во время оно. Будто вы избавлены от них… Я вас ничем не попрекаю. В конце концов, вам нет никакого дела до меня. Я на целых пятнадцать лет старше и принадлежу другому поколению. Стоять между вами я все равно не буду. А в поисках счастья вы обойдетесь и без меня. Вам нужно соблюсти приличия — вот и все. А я не могу в этот день заниматься педагогикой. Я как бы слышу деланно гневный и в то же время глубоко равнодушный голос Храпченко: «Коростылев, как временно исполняющий обязанности руководителя научно-исследовательского учреждения, обязан был поблагодарить в корректной форме молодого растущего специалиста Феофанову, пожелать счастья молодым, проконтролировать, поставлен ли в известность местком; но вместо этого доктор и профессор Коростылев оскорбил сотрудницу в самых неприемлемых выражениях и тем самым нанес ей моральную травму. На наш взгляд, данный поступок товарища Коростылева свидетельствует о душевной черствости, равнодушии, махаевском отношении к кадрам, зазнайстве, бюрократизме, волюнтаризме, наплевизме, экзистенциализме и бурбонизме…»

Храпченко выперли, и эра «наплевизма» ушла в прошлое. Я всегда удивлялся дьявольской способности этого человека гипнотизировать словами. Мне казалось, что я с ним больше никогда не встречусь. Но звонит Подымахов, говорит: в час на Комитете разбираем кляузу Цапкина. Храпченко будет присутствовать, так как является соавтором и вдохновителем кляузы. Именно Храпченко пропихивал кляузу в высокие инстанции, не жалея ни сил, ни времени. Оба решили напоследок пустить вонючее облако.

Дело в том, что Цапкин не стал ждать, когда его снимут официально. Он подал заявление об уходе по собственному желанию. Причину ухода не мотивировал. «Мотивировку» направил в инстанции. После обсуждения по инстанциям письменная кляуза поступила в Комитет с резолюцией: «Разобраться!»

Перейти на страницу:

Похожие книги