Харламов — устоявшаяся знаменитость. О нем писали в газетах, когда он работал еще на трубопрокатном заводе. Фотография его красовалась на мраморной доске в городском парке.
Здесь, на стройке, Харламов сразу же смело вошел в ритм и оставил всех нас далеко позади, И то, что наша бригада вчера стала догонять бригаду Харламова, всем кажется необъяснимым чудом.
Ко мне Харламов относится с неизвестно откуда идущей неприязнью. Нет ничего сложнее человеческих отношений… Вечная игра самолюбия, иногда просто вздорность. Ведь, чего греха таить, если перестаешь за собой следить, забываешь, что иногда для пользы дела нужно уступить, — становишься этаким индюком с повышенной амбицией.
Собственно, я не давал ему повода относиться ко мне враждебно. Мне сразу понравился этот красивый чернявый парень. Он без горячности, но резко, по-деловому всякий раз выступал на собраниях. Говорил прямо, без всяких подковырок, без желания выставить кого-то в смешном виде. Он сминал своей логикой, умением убеждать. Делился опытом своей бригады, терпеливо пытался втолковать нам, по сути молодым сварщикам, что только работа на предельно короткой дуге приносит успех. И не было ни одного сварщика, который бы не признавал его превосходства.
Я не раз наблюдал за ним во время работы и восхищался его мастерством. Он же в меня как в сварщика, видимо, не верил, а соревновался с нами просто ради проформы: нужно же с кем-то соревноваться.
Уверенный пловец, он спокойно плыл вдаль, даже не задумываясь над тем, что его могут обогнать, так как знал цену скоропалительному энтузиазму, за которым никогда не бывает прочной победы.
Однажды Гуляев спросил его, почему он, имея склонность к изобретательству, работает сварщиком.
— У нас вся семья работала на трубопрокатном заводе: отец, мать, братья, сестра. И я после школы пошел туда же, и, между прочим, не жалею. Сварка — бездна, вот что я понял. Иногда мне кажется, ни у одной профессии нет таких возможностей. Надо только суметь их использовать. Да, видно, знаниев не хватает. На вот, почитай заключение. В нашей лаборатории опять зарубили. Три месяца ждал. А в итоге — дулю.
Харламов замахнулся на большое: предложил способ механизированной сварки проволокой сплошного сечения без защитной среды. Внедрение этого способа позволило бы работать на морозе, на ветру, при любой погоде без защитной кабины. Но в отзыве комиссии говорилось, что проволока с церием, цирконием и другими легирующими элементами слишком дорога и использовать ее экономически невыгодно.
— А может быть, они правы? — усомнился Гуляев.
Харламов бросил на него яростный взгляд:
— Нельзя так, с маху, отвергать. Нужны исследования. Я в одном уверен: металл такого шва обладает исключительной стойкостью против образования трещин. Вот тебе и экономический выигрыш! Да еще какой!.. Я в Центральную лабораторию пошлю…
Он снова доказывал, тряс чертежами им же изобретенных полуавтомата и импульсной приставки к выпрямителю. Все это как-то убеждало.
— Ты бы обратился прямо к Лихачеву, — посоветовал Гуляев.
— А что Лихачев — бог? Раз заседала комиссия… Вот и занимайся после этого рационализацией!
Мне было искренне его жаль. Я проверил все его расчеты, и мне они показались безукоризненными. Я даже позавидовал ему. Ведь если Харламов действительно прав, это переворот в сварочном деле! А если даже он в чем-то ошибается, то ведь основная идея нужная! Я побежал к Скурлатовой, к главному сварщику Лихачеву, стал доказывать, как важно поддержать молодого изобретателя. Я дрался за Харламова как тигр. Так уж мы воспитаны: любой ценой, порою даже во вред себе, поддерживать то, что, на наш взгляд, полезно обществу. А если компетентное лицо пытается сдержать наш неукротимый пыл, то оно, это лицо, в наших глазах сразу же превращается в бюрократа, зажимщика.
Скурлатова, помню, смерила меня ироническим взглядом и спросила:
— Что это вы записались в адвокаты к Харламову?
— Как коммунист и член партбюро…
— Я вхожу в комиссию и голосовала против. По-вашему, инженеры смыслят в сварочном деле меньше Харламова? Он слишком самонадеян.
— Но он просит разрешения провести эксперимент…
— Вот-вот. Только этого не хватало. Здесь производственный процесс отработан до предельной точности, и экспериментировать на участке я не позволю! Экспериментируют в лабораториях и научно-исследовательских институтах.
Главный сварщик Лихачев был менее категоричен.
— Харламов не первый и не последний, — сказал он. — Над этой проблемой бьются институты. Стал бы ты стальные трубы сваривать золотыми электродами? То-то и оно. Пусть поищет что-нибудь не такое дорогое, и я первый поддержу…
Когда я начал рассказывать обо всем этом Харламову, он зло оборвал меня:
— Ну ты, благодетель! Кто тебя просил совать нос в мои дела?
— Это не только твои дела.
— Катись, катись. Видал таких защитничков.
Когда человек травмирован, на него не следует обижаться. И я не обиделся. Но с тех пор Харламов как-то отгородился от нас, замкнулся.