Православие и свобода

Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, − свидетельствует Господь (Ин. 14, 12), Сам воскрешавший мёртвых, исцелявший бесноватых, прокажённых, расслабленных, слепых, хромых, сухоруких, ходивший по водам, повелевавший буре и умножавший хлеба[249]. Тот, Кто Сам победил смертью смерть и воскрес из мёртвых, даёт обетование Своим ученикам: верующий в Меня имеет жизнь вечную (Ин. 6, 47)[250], веруйте в свет, да будете сынами света

(Ин. 12, 36), чадами Божиими (Ин. 1, 12), которых Я воскрешу в последний день (ср.: Ин. 6, 44). Свобода и жизнь вечная − вот обетование Бога человеку, ходящему путями веры: заповедь Его есть жизнь вечная (Ин. 12, 50).

Вера расценивается Самим Христом как залог чуда: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: поднимись и ввергнись в море, − будет (ср.: Мф. 17, 20; 21, 21), потому что всё возможно верующему

(Мк. 9, 23).

Воистину для него возможно остановить солнце на небосклоне, как это сделал Иисус Навин над Гаваоном, усмирить морской ураган, как это сделал святитель Николай, остановивший бурю и спасший моряков, подчинить себе «силу вражию», подобно святому Никите Новгородскому, оседлавшему беса и проехавшемуся на нём во святой град Иерусалим, и сотворить дела святых чудотворцев, чья вера свидетельствовала о победе над законами падшего мира, об истинной свободе, которую даровал человеку Господь.

«Возлюбивший веру, − пишет преподобный Исаак Сирин, − как Бог распоряжается всяким тварным естеством, потому что вере дана возможность созидать новую тварь, по подобию Божию»[251], и это о нём сказано: Он делает, чего хочет душа Его (Иов. 23, 13). И напротив, никакого чуда не может быть там, где нет веры: И Господь не совершил там многих чудес по неверию их

(Мф. 13, 58).

Но если возможность чуда укрепляет веру и является упованием свободы, то она же приводит в ужас и уничтожает всякое житейское разумение, всякий здравый смысл. Защищаясь, этот здравый смысл, этот «лжеименный разум» отвечает вере отрицанием Живого Бога, Его всемогущества, Его чудес. «Нельзя требовать от людей, чтобы они верили в вещи, в которые на известной степени образования они верить не могут: такая вера есть вера в содержание, которое является конечным и случайным, то есть не есть истинное, − утверждает Гегель. − Чудо есть насилие над естественной связью явлений и потому есть насилие над духом»[252].

Самодовольный человеческий разум, притязающий взойти на небо, выше звёзд Божиих вознести престол свой и сесть на горе в сонме богов, стать подобным Всевышнему (ср.: Ис. 14, 13–14), трепещет и ужасается пред лицом Христовой истины, ибо о ней возвещал пророк Исаия: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну (1 Кор. 1, 19).

Действительно, когда Господь исцелил гадаринского бесноватого, приказав бесам покинуть его и войти в свиней, а те, одержимые злой силой, низверглись в море, жители этой земли, как сказано, ужаснулись (Лк. 8, 35), и просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них, потому что они объяты были великим страхом

(Лк. 8, 37).

Архиепископ Иоанн Сан-Францисский, толкуя этот евангельский сюжет, пишет, что гадаринцы прежде всего увидели в Господе своего Разорителя: «Божественный Разоритель зла и неправды, истребитель бесовской власти над миром… явился гадаринцам как житейский разоритель их имущества»[253]. Этот взор, ослеплённый страхом, в исцелении бесноватого смог увидеть только картину житейского ущерба: своих свиней, исчезнувших в глубинах Галилейских вод. Житейское ведение, не просветлённое верой, неизбежно изгоняет из своих пределов Христа, представляющего Собою угрозу его «свиньям» − и материальным, и духовным: похоти плоти, похоти очей и гордости житейской (ср.: 1 Ин. 2, 16). Но Господь обратил мудрость мира сего в безумие (1 Кор. 1, 20).

Вера и есть единственный путь к свободе, единое на потребу, ибо всё возможно верующему (Мк. 9, 23): всё мирское познание обращается тогда в «суету». Ибо, по словам преподобного Максима Исповедника, «вера есть первое воскресение в нас Бога, умерщвлённого нашим неведением»[254].