Православие. Тома I и II

Какое иное занятие у монаха в келье его, кроме плача? Разве бывает у него время от плача обратиться к другой мысли? И какое занятие лучше этого? Само пребывание монаха и одиночество его, уподобляясь пребыванию во гробе, далекому от радости человеческой, учат его, что его деятельность — плач. И самое значение имени его к тому же призывает и убеждает, потому и называется он плачущим , то есть исполненным горечи в сердце. И все святые в плаче переселялись из этой жизни. Если же святые плакали и, пока не переселились из жизни сей, очи их всегда были наполнены слезами, то кто не восплачет? Утешение монаху порождается плачем его. И если совершенные и победоносные здесь плакали, то как стерпит исполненный язв, чтобы пребыть ему без плача? Если у кого перед глазами лежит мертвей и он видит, что сам он умерщвлен грехами, того нужно ли учить, с какой мыслью пользоваться ему слезами? Душа твоя, которая для тебя дороже целого мира, умерщвлена грехами и лежит перед тобою: неужели не требует она плача?

   После того как постригаемый встал, игумен задает ему вопросы: «Что пришел еси, брате, припадая ко святому жертвеннику, и ко святей дружине сей?» Постригаемый отвечает: «Желая жития постническаго, честный отче». Игумен: «Желаеши ли сподобитися ангельскаго образа, и вчинену быти лику инокующих?» Постригаемый: «Ей, Богу содействующу, честный отче». Игумен произносит поучение, в котором напоминает постригаемому о том, что при произнесении им монашеских обетов присутствует Сам Христос вместе со Своей Матерью, святыми Ангелами и всеми святыми: они, а не игумен слушают слова, исходящие из уст постригаемого.

   Далее игумен задает вопрос: «Вольным ли своим разумом и вольною ли своею волею приступавши ко Господу?» Ответ: «Ей, Богу содействующу, честный отче». — «Не от некия ли нужды или насилия?» — «Ни, честный отче». Игумен должен удостовериться в том, что постригаемый вступает на путь монашеской жизни добровольно, а не под влиянием внешних обстоятельств или под чьим–либо давлением. В византийской и русской истории имели место случаи насильственного пострижения в монахи лиц, которых таким способом хотели исключить из политической жизни. Имели и до сих пор имеют место постриги, совершаемые не столько по личной инициативе человека, сколько по совету духовника или под прямым давлением последнего. Такие случаи являются грубейшим нарушением церковной дисциплины и противоречат самой идее монашества как добровольного вступления на путь послушания Христу, Церкви и монашеской общине.

Удостоверившись в том, что постригаемый избирает «ангельский образ» добровольно, игумен принимает от него монашеские обеты:

— Пребудеши ли в монастыре и в постничестве, даже до последняго твоего издыхания?

— Ей, Богу содействующу, честный отче.

— Хранит и ли себе самаго в девстве и целомудрии и благоговении?

   : — Ей, Богу содействующу, честный отче.

— Хранит и ли даже до смерти послушание к настоятелю и ко всей о Христе братии?

— Ей, Богу содействующу, честный отче.

— Пребудеши ли до смерти в нестяжании и вольней Христа ради во общем житии сущей нищете, ничтоже себе самому стяжавая, или храня, разве яже на общую потребу, и се от послушания, а не от своего произволения?

   : — Ей, Богу содействуюшу, честный отче.