Читаем Православие. Тома I и II полностью

   Данный вывод, однако, до сего дня остается лишь частным мнением иерарха, хотя и весьма уважаемого и причисленного к лику святых. В современной практике Православной Церкви поминовение усопших инославных на проскомидии не совершается и имена инославных не возглашаются на заупокойной ектении. Некоторые священники принимают записки с именами усопших неправославных для молчаливого чтения за литургией. Другие, напротив, бдительно следят за тем, чтобы имена инославных не оказались в поминальных списках. В отдельных приходах работницы свечного ящика считают своим долгом просматривать подаваемые записки на предмет наличия в них «неправославных» имен (Альберт, Леопольд, Янина и т. д.), которые в случае обнаружения немедленно вычеркиваются. Такая бдительность, даже если основана на благом намерении охранения корпоративных «межей», все же, как представляется, не может быть признана оправданной (тем более что, как говорилось выше, даже далеко не все православные христиане носят имена православных святых).

   Еще одним особым случаем, о котором следует сказать, является молитва за самоубийц. Древние канонические правила допускают литургическое поминовение самоубийцы только в том случае, если наложивший на себя руки в момент самоубийства был «вне себя», или «вне ума», т. е. находился в состоянии помешательства. 14–е правило Тимофея Александрийского гласит:

   Аще кто, будучи вне себя, подымет на себя руки или повержет себя с высоты, за такового должно ли быти приношение (литургия) или нет? О таковом священнослужитель должен рассудити, подлинно ли будучи вне ума соделал сие. Ибо часто близкие к пострадавшему от самого себя, желая достигнути, да будет приношение и молитва за него, неправдуют и глаголют, яко был вне себя. Может же быть, яко соделал сие от обиды человеческой или по иному какому случаю от малодушия: и о таковом не подобает быти приношению, ибо есть самоубийца. Посему священнослужитель непременно должен со всяким тщанием испытывати, да не подпадет осуждению.

   Речь в правиле идет о «приношении», т. е. о заупокойной литургии. Ничего не говорится о других формах поминовения. Но многовековая практика Церкви исключала и другие формы поминовения: наложивший на себя руки не удостаивался церковного погребения, о его душе не совершались панихиды, во многих случаях тело самоубийцы предавалось погребению вне кладбища. Отказывая самоубийце в молитвенном поминовении, Церковь вверяет его посмертную судьбу исключительно милосердию Божию, как об этом говорит святитель Феофан Затворник:

   Спрашиваете, можно ли молиться за самоубийц? Церковь не велит — как же сыны и дщери будут молиться?.. Тут проглядывает покушение показать, что мы милосерднее Церкви и Самого Бога… Довольно ограничиться жалением об них, предавая участь их безмерному милосердию Божию.

   Столь строгое отношение Церкви к самоубийцам обусловлено тем, что самоубийство рассматривается как смертный грех, за который человек не может принести покаяния при жизни, потому что момент совершения греха и момент смерти совпадают. Однако такое отношение в не меньшей степени обусловлено педагогическими соображениями: отказывая самоубийцам в погребении и поминовении, Церковь подчеркивает, что самоубийца, по сути, ставит себя вне Церкви. В эпоху, когда религиозность была широко распространена, когда христианская мораль определяла поведенческие стандарты, мысль о перспективе быть лишенным погребения и заупокойного поминовения могла остановить человека от самоубийства.

   Педагогический аспект правила, по которому самоубийцы лишаются всякого церковного поминовения, оказался значительно ослаблен в эпоху, когда влияние Церкви на общественную нравственность перестало быть определяющим. Именно поэтому в XIX и начале XX века дискуссия по вопросу о возможности поминовения самоубийц развернулась с новой силой. Участившиеся случаи самоубийства заставляли пастырей и духовников вновь и вновь возвращаться к данному вопросу. Преподобный Лев (Леонид) Оптинский писал одному из своих учеников, Павлу Тамбовцеву, у которого отец покончил с собой:

   Вручай как себя, так и участь родителя воле Господней, премудрой, всемогущей. Не испытывай Вышнего судеб. Тщись смиренномудрием укреплять себя в пределах умеренной печали. Молись Всеблагому Создателю, исполняя тем долг любви и обязанности сыновней, по духу добродетельных и мудрых так: «Взыщи, Господи, погибшую душу отца моего: аще возможно есть, помилуй. Неисследимы судьбы Твои. Не постави мне в грех молитвы сей моей, но да будет святая воля Твоя». Молись же просто, без испытания, предавая сердце твое в десницу Вышнего. Конечно, не было воли Божией на столь горестную кончину родителя твоего: но ныне он совершенно в воле Могущего и тело и душу ввергнуть в пещь огненную, Который и смиряет и высит, мертвит и живит, низводит во ад и возводит… Тебе остается предоставить вечную участь родителя твоего благости и милосердию Бога, Который, если соблаговолит помиловать, то кто может противиться Ему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия и религия Ф.М. Достоевского
Философия и религия Ф.М. Достоевского

Достоевский не всегда был современным, но всегда — со–вечным. Он со–вечен, когда размышляет о человеке, когда бьется над проблемой человека, ибо страстно бросается в неизмеримые глубины его и настойчиво ищет все то, что бессмертно и вечно в нем; он со–вечен, когда решает проблему зла и добра, ибо не удовлетворяется решением поверхностным, покровным, а ищет решение сущностное, объясняющее вечную, метафизическую сущность проблемы; он со–вечен, когда мудрствует о твари, о всякой твари, ибо спускается к корням, которыми тварь невидимо укореняется в глубинах вечности; он со–вечен, когда исступленно бьется над проблемой страдания, когда беспокойной душой проходит по всей истории и переживает ее трагизм, ибо останавливается не на зыбком человеческом решении проблем, а на вечном, божественном, абсолютном; он со–вечен, когда по–мученически исследует смысл истории, когда продирается сквозь бессмысленный хаос ее, ибо отвергает любой временный, преходящий смысл истории, а принимает бессмертный, вечный, богочеловеческий, Для него Богочеловек — смысл и цель истории; но не всечеловек, составленный из отходов всех религий, а всечеловек=Богочеловек." Преп. Иустин (Попович) "Философия и религия Ф. М. Достоевского"Исходный pdf - http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3723504

Иустин Попович

Литературоведение / Философия / Православие / Религия / Эзотерика
Над строками Нового Завета
Над строками Нового Завета

В основе этой книги – беседы священника московского храма свв. бессребреников Космы и Дамиана в Шубине Георгия Чистякова, посвящённые размышлениям над синоптическими Евангелиями – от Матфея, от Марка и от Луки. Используя метод сравнительного лингвистического анализа древних текстов Евангелий и их переводов на современные языки, анализируя тексты в широком культурно-историческом контексте, автор помогает нам не только увидеть мир, в котором проповедовал Иисус, но и «воспринять каждую строчку Писания как призыв, который Он к нам обращает». Книга адресована широкому кругу читателей – воцерковлённым христианам, тем, кто только ищет дорогу к храму, и тем, кто считает себя неверующим.

Георгий Петрович Чистяков

Православие / Религия, религиозная литература / Прочая религиозная литература / Эзотерика
Моя жизнь во Христе
Моя жизнь во Христе

«Моя жизнь во Христе» — это замечательный сборник высказываний святого праведного Иоанна Кронштадтского по всем вопросам духовной жизни. Это живое слово человека, постигшего самую трудную науку из наук — общение с Богом и преподавшего эту безценную науку открыто и откровенно. Книга переиздавалась множество раз и стала излюбленным чтением большинства православных христиан. В этом издании впервые воспроизводится полный текст уникальной книги святого праведного Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», которую святой писал всю свою жизнь. Текст печатается по изданию 1893 года, с редакторскими правками Иоанна Кронштадтского, не сокращёнными последующей цензурой и досадными промахами редакторов и издателей. Составители старались максимально бережно отнестись к языку оригинала, скрупулёзно сверяя тексты и восполняя досадные потери, которые неизбежны при слепом копировании, предпринятом при подготовке разных изданий знаменитой книги.

Иоанн Кронштадтский , Св. прав. Иоанн Сергиев

Православие / Религия / Эзотерика