Он решил вернуться в город. Чтобы ни с кем не встретиться, Жаспар пошел проселками. Ходьба не приносила успокоения. В округе, погруженной в сладкий предутренний сон, было тихо, но в голове у него звенело. In furore justisimae irae! In furore justisimae irae! — кричал кто-то ему в уши. Навязчивая мелодия начала всерьез раздражать Жаспара. Ее слова упорно вертелись на языке и постоянно меняли свой характер. Когда он пробирался по высокой траве вдоль пруда, в них чудилась скрытая угроза, у зарослей ежевики и россыпи булыжников они наполнялись воинственным духом. На открытом месте под ночным небом песня казалась чересчур заумной, по недосмотру заблудившейся среди лесов и полей. Жаспар Данвер жаждал тишины, на которую имел право. Но ночь не подчинялась ему, у нее были свои законы.
Горизонт слегка посветлел.
В сотне метров впереди посреди дороги стоял накрытый стол. Утренний туман смазывал его контуры, и он казался призрачным, ненастоящим. Жаспар замедлил шаг, увидев группу молчаливых людей. Когда он подошел ближе, один из них знаком указал ему на свободное место за столом. Судья повиновался. Сейчас он чувствовал себя полностью опустошенным. Тем не менее он заметил, что больше не слышит навязчивой мелодии, и почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение.
Справа у дороги стояла какая-то ферма. Наверное, эти люди пришли оттуда. Человек, пригласивший Жаспара за стол, указал на широкую доску в центре стола с нарезанным хлебом и окороком, налил в стакан вина и протянул его судье. Вглядевшись в его лицо, крестьянин сказал, что для них эта ночь тоже выдалась тяжкой.
Лица людей, собравшихся за столом, выражали радость и долгожданный покой. Хозяин в нескольких словах рассказал, что только что у него появился сын. Они прогнали смерть. Всю ночь она бродила неподалеку, сволочь. Он предложил путнику выпить с ними за здоровье Абеля.
— Абеля? — переспросил Жаспар.
Кто-то пояснил, что это имя предложила повитуха. Остальные согласно закивали. Сейчас она спит вместе с матерью и новорожденным. За ночь они так измотали ее, что она свалилась с ног.
Светало. Жаспар пожелал крестьянам удачи и встал из-за стола.
До городских ворот он шел, постоянно поглядывая в небо, где вились огромные стаи диких птиц, и воздух, казалось, дрожал от трепета их крыльев. Утолив жажду ледяными ветрами рассвета, они, как по команде, направились к замку Миранжа и закружили над ним в бесконечном хороводе. Из бесчисленного множества цветов, в которые утренняя заря расцвечивала небо, рождалась белизна дня.
Город был необычно тихим.
В зале суда тоже царила атмосфера умиротворения и покоя.
Допросы свидетелей, вызванных для дачи показаний, проходили быстро и скучно, и хотя у всех на уме была казнь Жанны и Абеля, вслух никто об этом не говорил.
В перерыве между двумя заседаниями Мало доложил суду, что среди заключенных в тюрьме растет напряжение. Одному из надзирателей пришлось заставить двух женщин принимать пищу. Они морили себя голодом, чтобы умереть.
Это работа тюремщиков, пожал плечами Ла Барелль. Они должны следить за тем, чтобы с осужденными ничего не случилось до исполнения приговора суда. Это не нормально, когда половина женщин умирает в тюрьме.
Начальник тюрьмы согласился с ним, однако заметил, что бывают сумасшедшие дни, когда надзирателям приходится бегать от одного заключенного к другому. Его люди больше не могут так работать. Узники не дают им покоя. Для них все равно: убить кого-нибудь или умереть самим. Они отказываются принимать пищу, наносят себе увечья. Если не увеличить количество надзирателей, в замке возникнут новые проблемы…
Председатель суда предложил перейти к более важным вопросам. Бушар предложил еще раз допросить мальчишку с постоялого двора. Прошлый раз он рассказал не все, что ему было известно о женщине с бородой. Ла Барелль поддержал его, и двум стражникам тут же вручили приказ о приводе мальчика в суд. Судопроизводство в Миранже вершилось без всякой волокиты.
Огоньки свеч убегали в глубь большого зала и в отдалении сливались в одну сплошную линию. Судья Данвер сосредоточился на них, безуспешно пытаясь избавиться от страшных видений костра в Сен-Пьер-де-Коре. В голове стоял звон. В отсутствие иезуита Жаспар особенно остро чувствовал свое одиночество. Ему хотелось выплеснуть свою ярость на трех судей, но он, как мог, сдерживал себя, стараясь ни о чем не думать, ничего не чувствовать. Перед его мысленным взором возник образ большого бука. Абель так сильно обнимал его, что вырвал из земли с корнями. Потом безумец углубился в лес и исчез. Его нет на костре перед тупой ревущей толпой. Он действительно обладает магическими способностями и не зря во всеуслышание заявлял об этом. А где же старая Жанна? Ее уже поглотило бушующее пламя. А может, она всегда существовала в нем? Жаспар перевел взгляд на высокое стрельчатое окно, но не увидел в нем ничего, кроме неторопливо ползущего кучерявого облачка, которое он проводил влажными глазами. Когда облачко исчезло из поля зрения, судья Данвер опустил глаза и подумал о Коломбане. Стражники что-то задерживались.