Правозащитник

— Виталий, — мягко ответил Белосельский, — я очень ценю тебя за то, что ты для меня сделал и в прошлом, и в настоящем… Ты и твой сын. Но Самина молода, кровь в ней так и кипит. Она стала незаменимой, как и ты… Это больше, чем доверие, больше, чем простая служба, как вы это называете между собой, значительнее, чем нерушимая клятва… Но у нас давно установилось особое взаимопонимание, разве не так? Потом, я поручал тебе не менее ответственные проекты — охранять мою жену Елену, мою дочь Ирину, мою сестру — тебе разве этого мало?

— Все верно, но этим самым я удален от Вашего дома, от этого дома. Я словно в ссылке, точнее, в почетной ссылке…

— Я все это знаю, но все равно мне кажется, что… есть вещи, которые я решаю сам, — продолжил Белосельский, — поверь мне, есть очень мало людей, кому я доверяю по-настоящему… и среди них ты.

— Самина молода и порывиста. А если она…

— Твои опасения беспочвенны! — твердо возразил Белосельский, сверкнув глазами.

— Хорошо, шеф!

Виталий нахмурился и покинул комнату. Белосельский вздохнул и принялся изучать карту, которую ему дала Самина.

* * *

«Ужин от филантропа» в ресторане «Клеманс» (по словам некоторых журналистов) обещал стать гораздо более помпезным событием, чем это могло показаться на первый взгляд. Впервые Белосельский организовывал подобное мероприятие с участием бизнесменов и инвесторов. До этого все нуждающиеся, обездоленные или «неприкаянные» получали всю необходимую помощь в фонде, а затем, после небольшого собеседования при их согласии, они приобретали право на проживание в коттеджном поселке, который Белосельский называл «кантоном». Сейчас же Алексей решил публично продемонстрировать, насколько он презирает предрассудки современного общества; он пригласил «отверженных» обществом людей — тех, от кого общество отвернулось и к кому относилось в лучшем случае с презрением — в один из самых лучших ресторанов в городе, поход в который не могли себе зачастую позволить люди даже среднего класса. Подобный филантропический поступок накладывал все же некоторые обязательства со стороны Белосельского по отношению к обществу. И первым из них был вопрос безопасности. Белосельский, прекрасно сознавая опасность от врагов, число которых за столько лет казалось ему несметным, должен был быть готовым ко всяким случайностям. К тому же братья Аланьевы способны были на любой шаг, и могли нанести удар первыми. Но, посетив ресторан собственной персоной, пройдясь по залам, переходам, верандам и призвав на помощь все свое чутье, Белосельский не ощутил того трепетанья сердца, которое всегда предупреждало его о появлении опасности; перед ним не возникли картины ни рвущихся в бой наемников, ни пейзажи взорванных или разрушенных стен.

— Думаю, что прямой опасности нет, — заключил Белосельский, обращаясь к Самине, — а вот бизнесменов нужно еще раз проверить.

— Очень многие решили все-таки сделать небольшие пожертвования.

— Я продумала меню, — вмешалась Лиза, — я желаю, чтобы это были лучшие блюда.

Самина из уважения к Алексею промолчала и сдержала улыбку.

— Я надеюсь, что все пройдет более или менее гладко, — предположил Белосельский, — во всяком случае, мы как всегда готовы к любым неожиданностям.

Основные приготовления заняли почти все утро. Лиза жаждала принимать участие в каждой мелочи, начиная от отслеживания выгрузки сладостей и угощений вплоть до расстановки столиков. Впрочем, эти задачи успешно решил специально «выписанный» менеджер лет сорока, в клетчатом пиджачишке, длинный как жердь и немного мрачновато-суховатый. Лиза сразу окрестила его «страусом». Этот последний был предельно вежлив, немногословен, но ни разу не улыбнулся. Основное место для «пира» он организовал на застекленной веранде. Здесь «страус» планировал разместить человек восемьдесят. Лиза считала, что можно задействовать центральный зал, рассчитанный как минимум на двести приглашенных. Она указала на это «страусу», однако тот отчаянно замотал головой, но оправдываться не посмел. Лиза обратилась к Алексею и указала на ошибки «страуса». После недолго размышления Белосельский приказал менеджеру прислушиваться к мнению жены, отчего у этого последнего шея стала и в самом деле больше напоминать страусиную, а глаза превратились в злющие бусинки-пуговки.

После зала спор вышел еще из-за музыки. «Страус» пригласил оркестр из филармонии, который должен был исполнить шедевры Баха, Моцарта и Чайковского. Лиза считала, что можно было бы отдать должное и современным композициям. «Страус» выдавил из себя «да» и начал яростно кому-то звонить по телефону. На эти пререкания ушел почти весь день. Часа в четыре Лиза вместе с некоторыми другими девушками-волонтерами, с которыми уже успела подружиться, направилась в фонд, чтобы привести с собой всех, кто был приглашен.