Правы все

Где я был, когда мы решили по-настоящему не обставлять этот дом? Наверняка праздновал поглощение очередной горы кокаина моим вместительным телом в окружении чрезвычайно великодушных дам.

Но у меня есть характер, я со всем справлюсь – даже с пустотой, даже с самим собой. Я умею проводить психическую атаку, используя мощное оружие – собственное невежество.

А может, это вообще не я.

Все равно того, что произошло, недостаточно, чтобы возникло желание умереть.

Словно греко-римский борец, я совершаю неожиданный, решительный маневр и сбрасываю одеяло. Иду к комоду, беру с него пепельницу и бумажник, переношу их на пустую тумбочку.

Черт, теперь она кажется совсем пустой.

То ли я ничего не соображаю, то ли напуган как дурак. Пора заканчивать эту историю с тумбочкой. Вариантов два: избавиться от тумбочки или избавиться от себя самого. И все. Но теперь меня раздражает вся наша квартира, к тому же неподалеку лежит нечто малоприятное – женщина, которая спала рядом долгие годы, а несколько часов назад заявила, что хочет расстаться. Навсегда. Женщина спит и наверняка видит сны. Сны, в которых она от меня уходит. И тут мой взгляд снова падает на тумбочку. Господи! Сил больше нет. Вы только подумайте, я не могу оторвать глаз от тумбочки, не могу избавиться от пустоты, которой эта голая деревяшка ранит меня, как подслеповатый метатель ножей.

В голове созревает вроде как разумная мысль: если взять телевизор с экраном двадцать один дюйм и поставить его на тумбочку, вряд ли она будет казаться пустой. Так я и делаю. Выдергиваю шнур из розетки и нечеловеческим усилием перетаскиваю цветной телевизор со столика на тумбочку. Пара секунд – и тумбочка ломается, слабенькие ножки не выдерживают, телевизор шмякается экраном об пол, стекло разлетается на мелкие осколки. Но самое невероятное – за две недолгие секунды, пока тумбочка удерживала телевизор, я ясно понял, что проклятое ощущение пустоты никуда не исчезло. Телевизор падает с таким грохотом, будто взорвалась атомная бомба. Мария медленно открывает глаза, проходит несколько мгновений, шум, который она услышала во сне, эхом раздается у нее в голове во всей своей страшной реальности и даже громче, она поворачивается и видит на полу в залитой светом люстры тишине разбитый телевизор и тумбочку – они лежат на полу, словно разрушенные землетрясением, рядом – моя дурацкая фигура в пижаме, неподвижная и нелепая.

Растерянно, еле слышно, не надеясь выжить, жена спрашивает:

– Что произошло?

Теперь я неумолим. Я и новорожденного котенка не пощажу. Резво заскакиваю на кровать. Я взбешен. Хватаю жену за руку. Крепко сжимаю. Она в ужасе пытается отодвинуться, но ничего не выходит. Я отвешиваю ей пощечину. Как обычный муж обычной жене, в других семьях такое тоже случается. Хлещу ее тыльной стороной ладони. Только мы, итальянцы, обожаем подобные пошлые сцены. Ей хочется плакать, но она слишком напугана, слезы не льются. Я похож на вора, который ночью пробрался в дом, голосом вора я спрашиваю тихонько:

– Почему ты решила развестись?

У нее нет сил мне ответить.

– Почему ты решила развестись?

Как было бы здорово, если бы мы уже развелись, мечтает она. Но пока что мы муж и жена.

– Почему ты решила развестись?

Она уже жалеет, что вообще вышла замуж. Лучше до гроба хранить девственность, чем оказаться в подобном положении. Мой голос каждый раз звучит все страшнее, наполняя Марию ужасом.

– Почему ты решила развестись?

Наконец у нее получается заплакать. Без слез эта дура ничего путного не скажет.

– Потому что ты поверхностный человек, – заявляет она.

Если она мечтала убить меня словом, у нее получилось.

Мы молчим. Теперь лучше помолчать. Не желаю слышать ни единого слова, даже от Господа Бога.

Я снимаю пижаму. Натягиваю штаны. Рубашку. Пиджак. Краем глаза вижу, что жена следит за мной из постели, но мне плевать, да кто она такая… Какое мне до нее дело… хватит… надоела… достала. Надеваю верблюжье пальто. Выхожу из комнаты. Беру ключи. Ключи позвякивают в ночной тишине. Открываю входную дверь. Беззвучно закрываю ее за собой. Спускаюсь по лестнице. Несусь вниз. Отчего-то я тороплюсь.

Эта женщина нанесла мне временное поражение. Сказав несколько слов. Это я-то поверхностный? Ох уж эти домохозяйки! Вечно находят слова, чтобы затянуть вам веревку на шее. У них уйма свободного времени для поиска нужных слов. Тех, которые проникают в тебя и все крушат.

Небу, похожему на серое, неподвижное болото, на меня наплевать. Я снова чувствую холод. Как всегда в пять утра, когда холод почему-то особенно злой и безжалостный. Словно нож в спину. Который входит глубоко-глубоко. Выскакиваешь на улицу, а холод набрасывается на тебя, как банда молодчиков. Ноги окоченели, я вдруг понимаю: от проблем с кровообращением мне уже не избавиться! Никогда!

От моего подъезда виден неправильный Неаполь: море с одной стороны, я – с другой. «Темная сторона Неаполя», – сказали бы ребята из «Пинк Флойд». Поверьте, это не очень приятно – жить спиной к городу, когда окна выходят на холм Каподимонте, а море где-то за спиной, так просто его не увидишь.