Правый поворот запрещён

- Никаких бумажек, писем, записок, что говорило бы о самоубийстве, я не нашел. Она была одержима работой. Особенно последнее время, после возвращения из Германии. Какой-то контракт с немцами. Была увлечена этим, - продолжал Скорик. - Чего вдруг самоубийство? Человек прагматичный, с очень устойчивой психикой... Кстати, возник новый персонаж.

- Кто такой? - спросил Щерба.

Скорик рассказал о надписях на листках календарей и прочее, что узнал о Вячине.

- Да, вспомнил он, - знаете, кто работает ночным вахтером в институте? Человек, который в 1945-ом был осужден за пособничество немцам в Богдановске.

- Самые осведомленные люди это не мы и не милиция, - хмыкнул Щерба, а швейцары ресторанов, отелей, ночные сторожа, дворники... С этим Вячиным тоже надо бы знакомство завести.

- Он в Польше сейчас, - ответил Скорик.

- Когда-нибудь же вернется... Сегодня пятница, - напомнил Щерба. Пятый день, как мы получили труп Кубраковой. Ее уже похоронили, а вы все никак не можете встретиться с Назаркевичем, Виктор Борисович. А ведь он ее отвозил в Богдановск! И в друзьях ее, как вы уже знаете, не состоял. О чем они говорили по дороге? Может помирились, а может разругались вдрызг.

- Он в больнице, - напомнил Агрба.

- Ну и что? Ушиб колено! Не без сознания же он! - это адресовалось Скорику.

- Там невозможно толком поговорить, палата на шесть человек. Через два-три дня он уже будет ходячим, тогда это будет проще.

- Ладно, вы тут колдуйте, - Щерба направился к двери.

Вернувшись к себе, Щерба медленно опустился в кресло, бросив тяжелые руки на стол поверх тяжелых бумаг. Папки. В каждой схвачены скоросшивателем протоколы допросов, постановления, объяснительные, заключения экспертизы, акты, справки. И все написано разными почерками, разборчиво или каракулями, со множеством лишних знаков препинания или вовсе без них, грамотно и понятно или ужасающе безграмотно и косноязычно. Все это надо читать, разбирать по буковке, по слову, чтобы вникнуть в смысл. Изо дня в день, из года в год. Вот уже почти четыре десятилетия. Собрания сочинений! Тома! Со своими характерами, сюжетами, людскими судьбами, каких не породит ничья изощренная фантазия. Но в наше безумное время вообще стало на дыбы, вверх ногами. Какая-то часть человечества стоит на голове... В Щербе ожило воспоминание из детства: он не мог понять, что земля круглая. Как так: сколько бы ни шел - по дороге, в лесу, в поле, - все ровная и ровная. Тогда он нарисовал Землю - круг, на одном полюсе изобразил человека, надписал "это я", перевернул рисунок на 180° и изобразил другого человечка. Получилось, когда он вертел рисунок, что одна из фигурок обязательно висит вниз головой. Кто же?

Что-то вспомнив, он потянулся к телефону, набрал номер:

- Юрконсультация? Пожалуйста, Устименко.

Щерба ждал, слышал, как кто-то звал: "Артем Григорьевич, вас к телефону"... - Артем, здравствуй. Это Щерба.

- Здравствуй, Миня. Я тебя слушаю.

- Неудобно получилось: ты заходил зачем-то, ждал да так и ушел. Ты извини, замордовала работа. Ты что-то хотел?

- Ерунда, Миня, не горит. Там у вас кто-то ведет дело Кубраковой из какого-то НИИ...

- А что у тебя за интерес?

- Пустяковый. У меня в Харькове родственница, она отправляла в этот НИИ Кубраковой свой доклад или реферат. Теперь ей хочется заполучить его обратно, поскольку, возможно, на нем есть пометки Кубраковой. Вот и все, если, конечно, этот доклад не фигурирует в деле.

- Смотри, до Харькова докатилось... Сейчас ничего не могу тебе обещать. Когда прояснится, дам знать, - неопределенно ответил Щерба. - Как живешь?

- Как все в наше время и в нашем возрасте. Готовлюсь к процессу.

- Большой?

- Нет, но пахнет занудством. Взятки, приписки, подставные лица.

- Заготовители?

- Да... Ну а как ты?

- Часть человечества висит вниз головой. Не могу понять, к какой категории принадлежу я.

- В этом, похоже, не скоро разберемся... Кто бы мог думать, что нашему поколению придется пережить и этот бардак? Уходить не собираешься?

- Пока нет. Держат... Ну, будь здоров. Заходи.

- Спасибо...

Зависти в Щербе имелось столько, сколько положено нормальному человеку. Но сейчас он позавидовал Устименко: все-таки в адвокатуре куда легче. Он знал, что Устименко не просто сбежал туда, его выжили из прокуратуры. И, пожалуй, не прогадал. Но себя представить в судебном заседании в качестве защитника, а не государственного обвинителя, не мог. "Ничего, привык бы. Вон, сколько знакомых следователей и прокуроров ушло в адвокатуру!" - подумал Щерба, словно завтра собирался это сделать...

17

В начале десятого утра в субботу за Джумой заехал на "Волге" приятель с подругой. Загрузив багажник сумками с едой, бутылками, эмалированной кастрюлей с замаринованной бараниной, засунув туда же ящик с буковым углем и шампура, Джума с женой и всем выводком отправился на два дня кайфовать. Ехали они в закрытую зону отдыха штаба военного округа - на Липницкие пруды, где комендантом был прапорщик - дружок Джумы.