Праздник перепутий

— В Новгороде Лящ уже успел причаститься. Двоих нагрел. Судя по некоторым данным, теперь подался к нам. Вот тут весь его послужной список, фотографии, — полковник подвинул Игорю Васильевичу папку. — Все что нужно. Надо встретить.

Секретарша предупредила, что пришел Кондрашов.

— Ну что, Василий Сергеевич, послушаем подполковника? — спросил начальник управления, когда они уселись за большой стол. — Он как, не затянул с поручением прокуратуры? Управился в срок?

— Управился, товарищ полковник, — сказал Кондрашов. — Мы и рассчитывали на него. Звезда розыскной службы! — следователь улыбнулся и подмигнул Корнилову. Игорь Васильевич отвел глаза. Он не любил таких разговоров в служебной обстановке. Да и без. Кондрашова себе знал цену. Подумал: «Чего это Вася? Не замечал я раньше в нем такой развязности».

— Перед нами был поставлен прокуратурой вопрос, — начал он сухо и официально, — проверить оперативным путем, не имел ли кто-нибудь из членов экипажа теплохода «Иван Сусанин» отношения к аварии на сорок девятом километре...

Корнилов подробно рассказал о том, что было сделано за эти дни. Временами посматривал на Кондрашова. Тот хмурил брови, записывал что-то очень быстро в блокноте, одобрительно кивал головой.

— Сегодня можно твердо сказать, что авария автомашины и смерть Горина — несчастный случай.

Сомнения, конечно, были... Серьезные сомнения. Никто не мог объяснить — откуда взялся в машине камень. Большой, почти круглый булыжник. Но час назад я беседовал с одним свидетелем, — заметив, что Кондрашов хочет что-то сказать, Игорь Васильевич положил руку на папку: — Письменные показания имеются...

Михаил Иванович хитро улыбнулся. Он знал пристрастие Кондрашова к правильно оформленным документам.

— Это свидетель, Данилов Петр Сергеевич, инженер конструкторского бюро, увидев, что дверцы заклинило, разбил камнем стекло. Струя воздуха раздула пламя, Данилов отскочил, а булыжник уронил в салон...

Когда Игорь Васильевич кончил докладывать, Михаил Иванович спросил:

— А причина самоубийства Шарымова так и не выяснена? — Чувствовалось, что это беспокоило его.

Корнилов пожал плечами.

— Мы провели дознание, поскольку наш сотрудник оказался на месте. А заниматься этим делом нам не поручали, — он посмотрел на Василия Сергеевича.

— Люди, близко знавшие штурмана, показали, что человек он нервный, впечатлительный, — сказал Кондрашов. — Шарымов, может быть, и хотел этого Горина застрелить, когда узнал, что тот его жену соблазнил. Кто знает? Дачу-то взломал! И когда милиция к нему домой нагрянула — испугался. Подумал, наверное, что все шишки на него. И дача, и смерть старпома...

— Все может быть, — задумчиво проговорил Корнилов. — Ты считаешь, уточнять больше нечего?

— Незачем. Теперь это уже никому не поможет.

— А я бы не пожалел времени. Вопросов осталось немало. Где, например, был Шарымов после того, как уехал с дачи Горина.

— Это ничего не изменит, — сказал Кондрашов.

— А что говорит вдова Шарымова? — спросил начальник управления, — Ведь она, пожалуй, многое знает.

— Молчит она, товарищ полковник. Женщина с характером. Замкнулась в себе и ни гугу. Да ведь ее и понять можно — столько потрясений. Может быть, когда отойдет, заговорит. Да что толку? — Василий Сергеевич сокрушенно вздохнул. — Ну вот, так сказать, итог, summa summum, как выражались в старину.

— Ты, Игорь Васильевич, ничего добавить не хотел?

Корнилов в раздумье посмотрел на Кондрашова, словно решая, что сказать.

— Это, конечно, несущественно, но один вопрос я бы Шарымовой обязательно задал: каким образом ее зонтик у старпома в машине оказался?

— Мне бы твои заботы, — отшутился Кондрашов.

— Да я, собственно, и так знаю. Но люблю точки над «и» ставить. Вы, кстати, с письмами Горина продолжаете разбираться?

— Ну а как же? Я тебя информировал — старпом и в министерство написал. Да если бы не такой общественный резонанс, мы вас и не занимали бы этим делом.

— А у меня, Василий Сергеевич, серьезные основания считать старпома... Как бы помягче выразиться? Человеком, которому нельзя слишком доверять. В ЭНТЭО провели почерковедческую экспертизу анонимок, в которых Горину угрожали расправой, и копирки, под которую он что-то печатал у соседа по даче. Одна и та же машинка. Грозил-то он сам себе!

— Да уж его шашни с женой Шарымова чего стоят! — сказал полковник, — А тут еще и анонимки...

— Знаю. Все знаю, — развел руками Кондрашов. — Но существуют письма старпома, и в них конкретные обвинения! — Он улыбнулся и снова подмигнул подполковнику. — Платон мне друг, но истина дороже. Будем разбираться.

Игорь Васильевич вспомнил вдруг изречение, которое привел в своем дневнике старпом: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Вспомнил и улыбнулся.

— Чего ты ухмыляешься? — спросил следователь. — От этого никуда не денешься. Или я наврал в латыни?