Предания вершин седых

Ответ дать могла только Бабушка. К ней Олянка и устремилась, когда основная часть работы по разбору завалов была позади. Проход перенёс её прямиком на Кукушкины болота — до того чудесно, что крик рвался из груди, но Олянка шуметь не стала, только побарабанила кулаками по стволу дерева. А то её слишком переполняло.

Свумара помешивала варево в котле. По травяному запаху Олянка сразу догадалась — то самое.

— Бабушка, я... — выдохнула она.

— За один шаг сто вёрст одолеваешь? — усмехнулась та. — Так кошки ходят. Северга тоже этому научилась, когда ей настала пора уходить от нас. Дочку-то её ты уж видела?

Олянка, ослабев, осела на можжевеловые ветки у очага. Стон серокрылый, в небо летящий, сердце своё оставляю с тобой. То ли песня, то ли эхо...

— Это она — лада Радимиры, — сорвался с её уст глухой вздох. — Она — «выстраданная любовь». Она исцелила меня камнем...

— Сердцем своей матери. — Свумара поднесла ложку со снадобьем ко рту, попробовала. — В нём соединилась Навь и Явь, Маруша и Лалада.

Лесное эхо сорвалось с веток, упало холодной капелью на душу.

— Осколок иглы...

— Достиг, да. Теперь её сердце всегда с её дочерью.

— Радимира меня даже не узнала...

— Ты же сама отрезала её от себя, потому и не узнала. Голубку помнишь? С вестью о смерти. Она похоронила и оплакала тебя, дитятко. И ты её отпусти уже наконец. Твоя настоящая лада ждёт встречи с тобой.

— Когда, Бабушка?!.. Где она, кто она, как её имя?

Звёздные глаза Свумары улыбнулись:

— Терпение — благо твоё.

Остудив зелье, она вылила туда миску крови, размешала и перелила в бурдючок.

— Возьми, пригодится подлечить кого-нибудь. Можешь и сама снадобье варить, это нетрудно, травы только запомни: волчья лапка, волчий глаз, волчанка белоцветная, листья и корень волчьего хмеля и цветы волчьего зуба. Ну, и кровь оборотня — самое главное. Добавляй её уже в остывший отвар, чуть тёплый. Можно и мёдом подсластить, вреда не будет.

По мешочку каждой травы в отдельности Свумара вручила Олянке, чтоб та знала, как они выглядят и как пахнут.

— С ними снадобье сильнее, чем просто кровь с водой. Это наши травки, родные, волчьи. Волчий зуб только на Кукушкиных болотах и растёт. Ягоды его ядовиты, а цветы целебны, хоть и неказисты.

Впитывая Бабушкину мудрость, Олянка задремала. Опять привиделись ей очи серые с золотыми ободками, а ещё сосна с человеческим лицом. Покачивая могучей тёмно-зелёной кроной, она поскрипывала: «Отдай ей моё письмо...» Ведь книжечку ту Олянка так у себя и оставила.

Кончилась война: Владычица Дамрад признала поражение. Сложившие оружие навии уныло тянулись через широкие просторы Воронецких земель, переходили через Белые горы, пересекали Светлореченское княжество и Мёртвые топи — к второму проходу в Навь, дабы вернуться в свой мир. Калинов мост теперь можно было снова открыть только через пятьсот лет...

Зимградцев поселили во временные жилища; немало было там раненых и хворых, которыми занималась Рамут. Стон с серыми крыльями всё ещё реял над сердцем Олянки, трудно было посмотреть ладе Радимиры в глаза, да и с самой женщиной-кошкой не хотелось видеться. С глаз долой — на душе покой быстрее настанет, так она думала. Так ей казалось легче. Скорее бы её настоящая лада пришла и затмила собой всех и вся, как восход солнца затмевает ночные звёзды!

В родном городе Олянки тоже было немало работы по восстановлению. Там и сям стучали топоры, визжали пилы. Выживший Ярополк, ныне вдовец, отстраивал и приводил в порядок изрядно попорченную захватчиками усадьбу. Жалко было старый сад, почти полностью вырубленный навиями и пущенный на дрова... Надо сажать новые деревья, да где взять саженцы? И тут протянули людям руку помощи Белые горы: садовые кудесницы, белогорские девы, принялись за восстановление погубленного. Приносили они юные деревца с собой и сажали их своими чудотворными, волхвующими руками, чтобы те в первое же лето стали взрослыми и дали урожай. В саду у Ярополка трудились три девы-кудесницы. Посаженные ими деревья и кусты тут же принимались и подрастали не по дням, а по часам. Отношения между отцом и сыном тоже переживали возрождение: оба в душе страдали от размолвки и оба желали примириться. Подобно рассеявшемуся покрову туч на небе, прояснилось и взаимопонимание между Любимко и Ярополком. Тосковал вдовец в одиночестве, и Благослава с Гюрицей, которых временно приютил кузнец Лопата, вернулись домой, к отцу. Любимко, впрочем, переселяться обратно в отчий дом не спешил. Он трудился в саду наравне со слугами, расчищая его от пней и поваленных деревьев, а ночевать возвращался под кров кузнеца. Может, он ещё таил в душе надежду на воссоединение с Олянкой? Та его не обнадёживала и ничего не обещала.

— Любимушко, я тебя как брата люблю, — сказала она прямо. — Как самого лучшего на свете, самого родного брата. Не смогу я быть тебе ладой, прости. Постарайся оглядеться вокруг себя — может, твоя настоящая лада совсем близко?

Тот с грустью улыбнулся.