Предания вершин седых

— И всё же давай пока повременим, — упрямо насупилась Олянка, чувствуя, как холодная волна из прошлого подкатывает к сердцу, серокрылый стон оживает. — Мне самой время требуется, чтоб уложить всё это в своей душе, осознать. Не знаю даже толком, почему мне не хочется спешить, Ладушка. Не рассказывай пока родительницам обо мне.

— Хорошо, коли тебе так нужно — пока не стану, — сказала Лада, и её глаза в этот миг чем-то напоминали Бабушкины. Древняя весна, вечно юная и бессмертная.

День за днём Олянка спешила на встречу к ней, утопая в чарах цветочных очей всё глубже. Зацвели яблони, полетела метель лепестков. Они встречались и в домике, и под покровом леса. Часто Лада приносила угощение: белогорские калачи, мёд, молоко, пироги, кашу и блины, сметану и рыбу, мясо птицы, яйца. Олянка беспокоилась, как бы в её семье не заметили убыль съестного, но Лада засмеялась:

— Я снедь на кухне крепости Шелуга беру, где матушка Радимира начальница. Там мне всё свободно отпускают и кусков не считают. Там всего в изобилии, а то, что я беру — капля в море. Кухарки с избытком стряпают, всегда лишнее остаётся. Никто и не замечает. Кушай, моя родная, не думай об этом!

А между тем нутро Олянки начал грызть вечно голодный, ненасытный зверь. Сонливости и слабости, к счастью, не было, напротив — её наполняла неугомонная сила, которая её то и дело куда-то звала, не давала присесть. Поняла она, что всё получилось тогда, в лесной избушке. Долгожданное дитятко прижилось и начало подрастать внутри. Но как сказать об этом Ладе? Нужна ли ей Олянка будет вот такая — с чужим дитём под сердцем? Стесняясь своей ненасытности, Олянка старалась не жадничать в еде, но Лада заметила это.

— Олянушка, ты будто изголодавшаяся... Чем ты кормишься, довольно ли у тебя пропитания?

— Довольно, Ладушка, — смущённо ответила Олянка. — Я врачеванием немножко подрабатываю, мне съестным платят. Ну, и охота, конечно, как же без неё. У нас в Стае никто ещё с голоду не помер.

Там же, под покровом леса, впервые упала с Лады одёжа, и Олянка припала к её телу, окутывая его ласками. Не желая нарушать невинность прежде времени (а какого времени, пока неясно было и ей самой), она пила подснежниковую росу из влажной ложбинки под пушистым треугольничком волос, щекоча языком. Зверь внутри стал ненасытным не только в пище, но и в желаниях. Переплетённые в объятиях на лежанке в домике, они целовались часами, пока губы не онемеют и голова не закружится. Боясь оцарапать Ладу, Олянка прикасалась к ней только днём, когда когти прятались. Сводящий с ума сладкий запах Лады никогда не мог надоесть, каждый раз чаровал, как впервые. Олянка дышала им, а когда они были врозь, мечтала о нём, бредила им в ожидании новой встречи, всюду он ей мерещился, звал помчаться и припасть к первоисточнику. О, этот милый первоисточник!.. Каждое словечко из его уст, каждый изгиб тела, каждый взгляд и звон колокольчиков в голосе... Всё, каждую чёрточку, каждую причуду, всё до последнего волоска и пальчика Олянка боготворила. Лада была её ясным днём, свежим ветерком, источником мудрости, порой забавной, но всегда уместной, а уж шалости... Наказывать баловницу до сладкого стона, до визга, до измученного счастья в глазах и зацелованных вспухших губ, чтоб любимая попка хорошо усвоила, какие бывают суровые последствия, если дразниться «чушкой-хрюшкой» или «лопоухой». «Сто поцелуев, двести поцелуев», — отмеряла она наказание. И не только в губы.

Несколько раз Лада побывала в гостях у Стаи на Кукушкиных болотах. Олянка её туда не звала, полагая, что девушке неуютно будет в лесу среди Марушиных псов, но любопытная Лада сама попросилась. Под пологом своего шатра Олянка угощала её жареным мясом свежепойманной дичи и клюквой в меду прошлогоднего урожая, показала ей играющих детишек. Не испугалась Лада лесных оборотней, на волчат смотрела с улыбкой и решилась к ним приблизиться. Один любознательный и дружелюбный трёхлетний малыш (размером со взрослого обычного волка) положил ей лапы на плечи и облизал лицо. Лада, казалось, на миг оробела, когда он поднялся на дыбы, но потом под зелёным лесным шатром прозвенел её светлый смех.

— Хорошим гостям мы рады и встречаем их, как родных, — улыбнулась Олянка.

Потом, плотно запахнув входной полог и оставив для освещения только дымовое отверстие, она присела на лежанку и привлекла девушку к себе на колени. Щекоча её и целуя, она уложила её рядом с собой.

— А если кто-нибудь войдёт? — смущённо прошептала та.

— Без спроса не войдёт, ягодка, не бойся, — шепнула Олянка, приникнув губами к её жарко пылающей румянцем щёчке. — Ах ты, ягодка-малинка, раскраснелась-то как...

Лада сперва шутливо отбивалась, но потом её руки сомкнулись объятиями, а всегда готовые к поцелуям губки искренне прильнули со спелой малиновой мягкостью.

В начале лета Лада опять заговорила о встрече с родительницами. Невозможно видеться тайком вечно, открытие правды неизбежно, а там и свадьба не за горами.