Преданное прошлое

— Это иудейская звезда, то, что ты нарисовала! У нас звезды изображают восьмиконечными. — Голландка указала на один из фесских образцов, потом показала еще один узор, на настенных изразцах. — Печать Сулеймана. Это священный символ. — И она благочестиво сложила ладони перед грудью.

Кэт поразил торжественный и почтительный тон Лейлы: эта женщина вовсе не производила впечатления чрезмерно благочестивой и богобоязненной; при первом взгляде на нее вряд ли можно было подумать, что она магометанка. Кэт взяла еще лист бумаги и изобразила новый узор, на сей раз с восьмиконечными звездами — одна большая между двумя поменьше — и быстро набросала симпатичные бордюры из цветочных лепестков выше и ниже их. Это встретило всеобщее одобрение, так что когда Хабиба вернулась и принесла кусок тонкой хлопчатобумажной ткани, о которой просила Кэт, а также немного растертого в порошок древесного угля и острое шило, все уже нетерпеливо ждали, что она будет делать дальше.

— Выберите узор, над которым вам больше хочется работать, — предложила Кэт. И удивилась, когда восемь из десяти женщин выбрали рисунок со звездами. Потом она высыпала угольный порошок на середину квадратного куска ткани и загнула его концы вверх.

— Это у нас будет копировальный инструмент, для переноса рисунка на полотно, — пояснила она, что Лейла с большим трудом сумела перевести. — А теперь смотрите, как я переношу узор с рисунка на ткань.

Она наколола шилом весь свой рисунок на бумаге, проследив дырочками, как пунктиром, каждую линию, а затем пошла от рамы к раме, прикладывая получившийся шаблон к полотну и постукивая мешочком с толченым углем по бумаге.

Сперва это выглядело очень неопрятно — бумага была сплошь покрыта грязно-черной пылью, — но когда Кэт убрала шаблон, под ним обнаружился узор, аккуратно перенесенный на ткань. Теперь ученицы и впрямь уверились, что у нее есть что перенять.

— Теперь надо подобрать нужные цвета. Постарайтесь не повторять ту гамму, что выбрала ваша соседка, а не то у нас уйдут все нитки одного цвета, а работы будут выглядеть одинаково. И еще одно — подбирайте соответствующие тени и оттенки. Вам здорово повезло: у вас огромный выбор ниток самых разнообразных великолепных цветов. В моей стране женщины очень ограничены в выборе; мы вышиваем нитками, которые сами окрашиваем луковой кожурой и тому подобными натуральными красителями; это приглушенные тона, и вышивка выцветает со временем. Лишь богатые женщины могут позволить себе что-то в этом роде. — Она подняла яркий темно-синий моток. — Или вот такое. — Она показала моток ярко-алого.

Женщинам очень понравилась сама мысль, что они оснащены лучше, чем их европейские товарки, которых привыкли считать более богатыми и более привилегированными, чем они сами. Ученицы долго пересмеивались и хлопали друг друга ладонями.

— Альхамдолилла! — сказала затем одна, и все повторили это за ней.

Кэт улыбнулась, чувствуя себя старше и мудрее, чем следовало бы в ее девятнадцать лет.

— Все вместе мы изготовим самые прекрасные вещи, — обещала она, ощущая, как в душе растет и крепнет уверенность и как она зеркально отражается на лицах ее учениц: те уже смотрели на нее, как цветы смотрят на солнце, поворачиваясь за его перемещением по небу.

* * *

Вечером Кэт обнаружила, что совершенно вымоталась. Раньше она считала, что вышивание — занятие успокаивающее и расслабляющее, нетрудная сидячая работа, гораздо менее утомительная, чем все ее другие обязанности по дому, но сегодня у нее болели плечи и шея, а спину ломило так, будто она весь день занималась тяжелым физическим трудом. Вероятно, это из-за напряжения и свалившейся ответственности, решила она. До сих пор Кэт никогда никого ничему не обучала, если не считать того, что показывала Мэтти, как затягивать гамаши, — кстати, это заняло гораздо больше времени, чем можно было ожидать. Но она была очень довольна собой. Положено хорошее начало, и по мере накопления опыта эти женщины научатся делать прекрасные вышивки. Девушка заложила руки за голову и сплела пальцы, потом потянулась, чувствуя, как благодарно отзывается расслабившееся тело.

Тут ей на лицо упала тень.

В дверях стоял высокий мужчина, силуэт четко выделялся на фоне заходящего солнца. Она уставилась на него широко распахнутыми глазами, и сердце вдруг застучало, отчаянно колотясь о ребра.

— Добрый вечер, Кетрин.

Раис.

Он выдерживал ее прямой взгляд до тех пор, пока Кэт не отвела глаза, потом протянул что-то:

— Я решил, что это тебе пригодится.

Это был небольшой предмет, завернутый в кусок полотна. Кэт развернула его, ощупывая предмет. Она едва осмеливалась надеяться, но вдруг оказалось, что это именно она, столь дорогая ей книжка в переплете телячьей кожи, чуть потертом и потемневшем, но совершенно целом.

Она прижала ее к груди:

— Моя книжка!

— Боюсь, он немного пострадал. Почернел. Хадиджа пыталась ее сжечь.

— Хадиджа?