Преданный пес

– Непроходящий инфантилизм, – поделился сотник, качая головой, на которой снова светлела папаха, – дураку лет в обед сорок, но нет же, как вырос в нулевые, так и остался там же на уровне развития личности. Ни хрена не может сам принимать правильные решения.

– Да ты, как посмотрю, прямо Макаренко, – Хаунд выпустил колечко, следя, как оно закрутилось вверх и растаяло, – утренники им не устраиваешь?

– Ща… – Скородед свистнул и, дождавшись снова вылезшего наполовину Гуни с уже белеющим в руке бинтом, быстро дал вводную. – Да, перебинтуй ее и вытаскивай на свежий воздух, уложишь вот тут где-то, рядом с нами. Потом сходи, проверь чо и как, да дуй назад.

И вернулся к весьма заинтересованному Хаунду. Вопрос у того так и назрел:

– А тебе командовать там не нужно, сотник?

– Справятся, не дети малые. Самое главное, сделать что? Правильно, братишка, настроить механизм. Дальше остается только следить и ухаживать. И можно отдохнуть.

– И за мной приглядывать, да?

– Как вариант, – не стал запираться Скородед, – а как ты думал? С одной стороны, в рот компот, ты нам дело помог сделать. Ну так и этот сраный наркоман Негоро сподобился на то же самое, верно, согласись?

– Не уверен. – Хаунд даже удивился.

– Что оно то же самое?

– Кто такой Негоро? Второй раз уже слышу за два дня и ни хрена не понимаю, кто этот хрен.

Скородед удивился в ответ:

– Ну, этот, Себастьян Перейра, торговец черным деревом, всяких джимми возил в трюмах своих стремительных работорговых кораблей, не?

– Не понимаю, если честно, – Хаунд пожал плечами, – но в суть въехал, спорить не стану. А с другой?

– Чего? А, да… а с другой стороны, мсье Пес, ты нам личность непонятная, опасная, несмотря на имеющийся показатель к инвалидности и, как следствие, глаз за тобой да глаз.

Все правильно, сам Хаунд бы мог поступить покруче. Запереть себя же, дополнительно скрутив по рукам-ногам, и разбираться уже потом. В смысле, когда все успокоится.

Зеленая ракета взмыла вверх прямо у водонапорки, торчавшей как кумулятивный снаряд к РПГ. Штурм закончился, полностью схлопнув вторично обосравшуюся оборону за полчаса. Вот такие дела.

– Какой-то важный хрен в поезде остался в живых, – поделился мыслями Скородед, – во втором бронированном вагоне, его-то не подбивали.

– Согласен. – Хаунд прищурился, рассматривая огромный стальной сарай чуть в стороне, окруженный парнями с гранатометами, старавшимися не оказаться напротив амбразур. – Сыкло какое-то, с проверкой, думаю, приехал. Интересно вот, откуда они берутся в таких жестких общинах. Кинель, думал, вообще у себя не держит таких мудозвонов.

– Бывает и на старуху проруха, чо. – Сотник зевнул. – Один – кремень, но у него родственники есть, им тоже кушать надо. Ну или у жены родственники. Так-то вроде все как надо, линии партии следует человек, орет, результаты выбивает, небось под расстрел подвел кого-то, весь из себя со стержнем внутри. А окажись в дерьме поглубже – тут из него и попрет ровно какой есть на самом деле. Это, братишка, неизбывный закон человеческой природы и диалектика, с ними не поспоришь.

– Знаешь… – Хаунд снял с пояса покойного Лехи Морозова флягу, плоско-приметную, из кожи со стальной полосой, открутил и отхлебнул как следует… выдохнул, едва не смахнув слезы. – Сука, на опилках или на порохе?!

– Дай-ка! – Скородед взял, принюхался и махнул, да хорошо. – На кукурузе, бурбон, практически.

– Я знаю, что такое бурбон. – Хаунд не мог не возмутиться. – А тут как чистый спирт смешали с керосином и подожгли. Продирает… Дай еще.

– А ты говорил – анархия, разброд и шатание, а оно вон как… – неожиданно заявил Скородед и взял флягу, задумчиво пожимая плечами во время второго захода. – Можно сесть, поговорить, узнать что-то новое. Так что, братишка, ты не прав.

– Так я и не говорил, – удивился Хаунд, – а сколько тут градусов?

– Ну… – Скородед глотнул и задумчиво погонял во рту, побулькал, покатал на языке, медленно спуская в пищевод, поморщился и, чинно да не торопясь, занюхал собственной папахой. – Ошибся, это не бурбон, тот мягче.

– А я тебе чего говорю!

– Тут… чуть крепче чачи и меньше абсента, градусов так под пятьдесят семь-восемь.

– Ошалеть! – Хаунд задумался перед третьим подходом, но соблазн вдруг оказался сильнее. – А ничего так заходит, да?

– Верно, стекломой нормальный… закусить надо бы. А то упадем, а у нас же бой вокруг, а с утра и не ели, на пустой-то желудок непорядок.

Гуня оказался рядом, деловито и молча притащил несколько мешков, забитых, судя по запаху, картошкой. Скородед проводил его совершенно недоумевающим взглядом.

– Чего он, ты не в курсе?

– Раненую принесет, – Хаунд глотнул еще, – мм-м, послевкусие появилось.

– Аппетит приходит во время еды, мой лохматый друг.

– А мы друзья?

– Ну, – Скородед задумался, – если мы не пытаемся друг друга уконтропупить, бухая вместо этого, да еще в только-только захваченном… не до конца захваченном эн-пэ, то друзья, верно?

– Логично, – согласился Хаунд, чувствуя, как нервы немного расслабились.