Предатель. Чеченские рассказы

Кудинов надел штаны. Достал из тумбочки мыльно-рыльные, выдавил зубную пасту на щётку и пошёл умываться.

Туалет дневальные мыли, видно, методом опрокидывания воды из ведра. На полу стоят лужи, вода из них ручейками стекает в решётку стока.

Кудинов долго укладывал под краном жёсткие почти чёрные волосы и смотрел в зеркало. Выкурил над очком в позе коршуна сигарету «Рейс», хорошенько подумал… Пошёл одеваться.

Эх… Какой сон был!.. Не мотая, Кудинов сунул ноги в портянках в сапоги. Запахнул посильнее полу кителя снизу — чтобы сзади не осталось складок. Бляху ремня сдвинул чуть вниз… Ну… пошёл, что ли…

В расположении ни души!.. И наряда не видно… Только чиж-дневальный засыпает на тумбочке.

— Юноша, маму потерял?..

«Юноша» очнулся, часто заморгал большими бесцветными ресницами.

— Не база регламента средств связи — скотобаза!.. Соберись… В наряде стоишь… Сколько служить мне, сегодня?

— Сорок…

— Правильно… молодец… Не спи только — замёрзнешь… Кто воды в туалете поналивал?.. Где дежурный?

— Э-э…

— Э-э, а-а… — передразнил Кудинов дневального и стал спускаться по лестнице, насвистывая весёлый мотив.

О!.. Сегодня Вася Плющ по штабу…

— Вася, почему все сержанты — хохлы?

— Та иди ты… Я тебе потом объясню… Давай лучше, покурим твоих посылочных…

— Я же говорю: все сержанты — хохлы… Пошли, угощу тебя… А ты мне послабление по службе сделаешь.

— Я тебе расслабление сделаю… Клизьмой…

В офицерском туалете Кудинов долго достаёт сигареты, набивая себе цену. Услужливый Вася приготовил спички:

— Ровно сороковник сегодня…

— Да… сорок… А ты чего в наряде?..

В штабе трещит телефон… Плющ вложил сигарету за ухо и выскочил из туалета… Ты смотри… можно подумать — это Васю с родной деревней соединили…

— Дежурный по штабу, старший сержант Плющ… Да… Так точно… Так я ж ему говорил… Есть… Понял…

Чего он рубится так?.. Старшиной уволиться хочет?.. Сорок дней… Потом ещё месяца два… Дембель в маю — всё… В декабре у тебя будет дембель!.. В новогоднюю ночь…

Кудинов докурил сигарету. Плюща нигде не видно… Да… а чего я здесь делаю?.. Канцелярия… Чего я там не видел?.. Будет Лемиш мозги компостировать… Может, он приснился мне?..

В канцелярии тоже никого. Кудинов прохаживается от стола к двери, осматривая новые обои, — у весенников дембельский аккорд был.

Остановился у книжного шкафа. Открыл дверцу… «Танки идут ромбом»… «Южнее главного удара»… МАТЕРИАЛЫ XXVII СЪЕЗДА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО… Макулатура!..

Сверху на шкафу лежит голубовато-серый дисциплинарный устав. Под массивным дыроколом наставление по стрельбе из РПК-74.

Кудинов взял дырокол. Взвесил его тяжесть в руке… Килограмма два!.. Поставил обратно.

Из окна топот сапог. Пробегают части. Их не видно за зеленью деревьев. Летний утренний воздух льётся в открытую форточку. Где-то с командного клацанье металла. Ещё и ещё… Цлакт-закл… цлакт-закл… цлакт-закл… Это не раздражает Кудинова, он изучает через оконное стекло форму листьев… Тополь, наверное?.. Не пирамидальный просто…

За спиной открылась дверь. Кудинов оборачивается и получает удар кулаком в лицо. Не успевая сообразить, бьёт правой… добавочный левой. Лемиш летит в книжный шкаф. Кудинов бьёт ногой. Добивает левой ногой. На дверце шкафа трескается стекло, сползающего капитана осыпает осколками. Сверху падает устав. Срывается дырокол… Хрясь-сь!.. Наставление отскакивает Кудинову под ноги.

…Чаасть-шагом!.. Гулкий топот сапог несёт с лестницы через закрытую дверь и фанерные перегородки. Кудинов присел над Лемишем и нащупал пульс.

Смерть Михайлова

В тот вечер куда-то на точки потребовались баллоны со сжатым воздухом. Пока я шёл в компрессорную, я промок и замёрз. В Йошкар-Оле в конце октября идёт уже и снег. Но в тот вечер лил дождь.

Кабели для связи и управления в ракетных войсках стратегического назначения расположены в тоннелях. В тоннели закачивают сжатый воздух. Когда случается порыв, манометры показывают падение давления, и легко установить место повреждения — очень простая система.

По службе я следил за уровнем давления в кабельной шахте, забивал сжатым воздухом длинные металлические баллоны, возил их на специальной тележке на командный пункт, менял пустые на заполненные. Иногда за баллонами приезжала машина.

Баллоны для заправки привёз Михайлов. Он вылез из кабины маленький и угрюмый, как волчонок.

Я привычно кантовал баллон, наворачивал на резьбу штуцер. Михайлов прислонился к косяку двери и наблюдал. Имени его я не помню; я почти не помню имён людей, с которыми служил в армии, только фамилии остались в памяти, и воинские звания.

Тогда я не знал, что Михайлов чуваш. Чуваши и марийцы как-то уже совсем обрусели и ни по виду, ни по акценту от русских не отличаются, и фамилии у них русские.

Я включал компрессор, и воздух под мощным давлением наполнял баллон через хлипкую трубку. Манометр дребезжал. Чтобы не терять времени, я не особенно заботился о безопасности.

— А может сорваться? — неожиданно спросил Михайлов.

— Конечно, — ответил я.

— Как ты здесь работаешь?.. Я бы не смог…

Я посмотрел в лицо Михайлова. Тогда я не понял этого выражения.