Предатель рода

Пётр снова повернулся к ней, сосредоточенно нахмурил брови и попытался подобрать слова.

– Зверь, – наконец выдал он. – Грифон.

Он указал на небо.

– Арашитора, – сказала Юкико.

Пётр кивнул.

– Где он? Где?

Юкико нахмурилась.

– Я не знаю, где он.

– Умереть? – Пётр закрыл глаза и скрестил руки на груди. – Он умереть?

– Я… – Ее голос дрогнул, и она закашлялась. – Я не знаю.

– Позови. – Петр прижал пальцы к губам и пронзительно присвистнул. – Позови его.

– Яйца Идзанаги, он ведь не собака! – Она переводила взгляд с одного гайдзина на другого, и в ее груди разгорался гнев. – И, поверьте мне, вряд ли вам захочется, чтобы он пришел сюда. Он разнесет эту вашу маленькую консервную банку на куски. И покажет, какого цвета у вас кишки.

Пётр покачал головой и заговорил с Данилом извиняющимся тоном. Катя пожала плечами, обращаясь к мужчинам как к детям, и Данил со вздохом кивнул. Он поднял цилиндрический предмет в руке, развернул клеенку, и Юкико, затаив дыхание, увидела свою катану, блестящую в полумраке.

– Йофун, – прошептала она.

Она думала, что потеряла его в океане.

– Это мое, ублюдок, – прошипела она.

Пётр, как ей показалось, передал остальным ее слова. Данил вынул катану из ножен, сталь тихо завзенела на фоне шторма. Он наклонил лезвие и посмотрел, как бегает свет по блестящей поверхности. С возгласом восхищения он посмотрел на Юкико.

– Шпион, – сказал он.

– Нет. – Юкико стиснула зубы. – Я не шпион.

Данил на несколько дюймов опустил клинок, пока он не оказался на уровне горла Юкико. Она проглотила нарастающий страх, успокоила боль в основании черепа, заглушила удары жизней, бьющихся в ее голове. Она встретила взгляд гайдзина. Не мигая. Без страха.

Данил резко заговорил с Петром приказным тоном.

– Какой душе ты принадлежишь? – спросил Пётр.

– Душе? – Юкико покачала пульсирующей головой, всё еще не сводя глаз с Данила. – Что ты, черт возьми, несешь?

– Имя. – Мужчина хлопнул себя по правому плечу. – Имя!

– Я же говорила, меня зовут Юкико!

Данил издал глубокий рев и пробормотал какое-то слово. Пётр протянул руку и схватил Юкико за воротник, всё еще влажный от морской воды.

– Извини, – сказал он, глядя ей в глаза. – Извини.

– Что…

Гайдзин взялся за ворот ее уваги и сдернул ее, обнажив плечи и грудь Юкико. Ее слова превратились в вопль возмущения, она дергалась на кровати, по щекам текла кровь. Она ругалась, плевалась и билась в бессильной ярости, и эта прекрасная, чудесная ярость возвращалась с удвоенной силой. Вены на шее вздулись, словно кабель. Путы врезались в тело. Юкико обзывала их трусами, кричала, рычала и клялась, что, если они подойдут к ней, она оторвет им головы, вырвет глаза, разорвет глотки зубами.

У Кати перехватило дыхание, и ее глаза стали смертельно холодными, когда она уставилась на татуировку Юкико. Она беззвучно повернулась и вышла из комнаты. Ильич опустил глаза в пол, щеки вспыхнули от смущения. Пётр посмотрел на своего руководителя, но его взгляд снова и снова возвращался к телу Юкико.

Данил опустил катану, пока она не коснулась кожи Юкико. Она прекратила сопротивляться, скозь зубы с шипением вырывалось дыхание и летела слюна, глаза сощурились, будто бросая вызов. Прижав острие катаны к ее горлу, Данил повел его вниз, пока не коснулся обнаженного плеча и красивой татуировки клана, обвивающей ее правую руку. Девятихвостая лисица. С ней Юкико не решилась расстаться, когда Даичи выжигал ей имперское солнце. Эта лисица – всё, что у нее осталось от семьи, которую она потеряла. От человека, которым она когда-то была. Данил заговорил с Петром, и мужчина, хромая, вышел из комнаты. С извиняющимся взглядом белокурый юноша последовал за ним.

Тогда заговорил большой гайдзин, уставившись на ее татуировку своими голубыми глазами. Он словно выплевывал слова, холодные и жесткие, искаженные сильным акцентом. Это было обвинение – переполненное ненавистью, которая изливалась на пол.

– Китсуней, – прорычал он. – Сахмураи.

Юкико испугалась, остро ощущая свою обнаженность под горящим взглядом гайдзина. В комнате они остались вдвоем. Ее запястья и ступни всё еще были связаны. Она оказалась за тысячу миль от дома. Ни Буруу. Ни Кина. Никого, кто мог бы ей помочь…

Она прищурилась, чувствуя разрастающийся внутри Кеннинг. Череп затрещал от боли. Она вспоминала, как рухнул на Рыночной площади Йоритомо, как хлынула кровь из его глаз. Но хватит ли у нее силы сейчас? Без помощи отца? Сумеет ли она ранить этого человека до того, как он…

Данил нахмурился, пробормотал что-то неразборчивое, вложил катану в ножны на поясе. И вышел, захлопнув за собой дверь и оставив Юкико совершенно одну.

Она тяжело дышала. Сердце стучало как ненормальное. Во рту было сухо.

Одна…

Юкико закрыла глаза и откинула голову.

Слава богам…

23

Нашествие