Предатель рода

Рюсаки вскочил на ноги, сбросил собственное снаряжение и закинул передатчик на спину. Шинтаро содрогался, черная пена заполняла его дыхательный аппарат, и Рюсаки опустился на колени рядом с ним и вонзил ему клинок в сердце. Лучше умереть быстро. Без страданий.

Но он пока не собирался.

Капитан Кагэ тяжело вздохнул, поправил передатчик на своей спине и повернул на север, к железной дороге. Ему нужно было уйти подальше от этого дыма, чтобы передатчик заработал, и еще раз попытаться отправить сообщение на ближайший пункт прослушивания, пока оно не попадет в Йиши. Потому что теперь Рюсаки знал: сам он никогда туда не попадет.

Не взглянет снова эти горы, не услышит песню ветра в деревьях, не сможет полюбоваться, как распускаются цветы благословенной весной. Больше не увидит брата. И мама не отругает его за то, что он плохо ест или слишком много ругается. Он едва ли дождется конца этой войны.

Он закрыл глаза, желая избавиться от горя, страха и отчаяния. Чтобы ни секунды не тратить на всё это. Чтобы его смерть не была напрасной. Чтобы смерть Шинтаро и Джуна не была напрасной. Новость должна попасть в Йиши, даже если это убьет его.

Опустив голову и борясь за каждый вздох, Рюсаки двинулся на север.

Даже если это убьет его.

30

Миг пустоты

И хоть Кин сломал замок камеры, Аянэ всё же захотела вернуться в свою тюрьму после осмотра ран Даичи. Тихо закрыв за собой дверь, она уселась в темноте и стала ждать, несмотря на протесты Кина. Ведь для того, чтобы снова выйти из клетки, ей нужно было разрешение. Как признание ее права на свободу. Как ее реабилитация. И израненный старик со сбитым дыханием, пробудившись от сна, который мог закончиться смертью, если бы не проклятая лотосменка и ее блестящие паучьи конечности, дал свое согласие.

Наконец-то свобода.

Аянэ вышла из камеры и, широко улыбаясь, обвила руками шею Кина. От нее пахло потом, влажной тканью, засохшей кровью. Кин в ответ слабо приобнял ее, надеясь, что она его быстро отпустит. Ее руки неохотно соскользнули с его плеч, она отступила и взглянула на него своими темными глазами с поволокой, которые казались слишком яркими на бледной, как лунный свет, коже.

– Кин-сан, что случилось?

– Ничего.

– Да побери тебя Первый Бутон, постарайся приложить хотя бы чуточку усилий, чтобы врать получше, – криво улыбнулась она. – Тогда я бы постаралась поверить тебе.

– Зачем ты все время повторяешь это?

– Что?

– Ругаешься Первым Бутоном. Ты же больше не член Гильдии.

– Старая привычка? – Девушка пожала плечами, серебристые лапы закачались на спине.

– Этим ты обращаешь на себя внимание. Напоминаешь людям, кем была раньше. Даичи согласился тебя освободить, потому что ты спасла ему жизнь. Но чем меньше они будут думать о тебе как о гильдийке, тем лучше.

– Тогда кем мне клясться? Богами грома и их барабанами? Может, Создателем и его тестикулами? – Она произнесла это грубым голосом и состроила хмурую гримасу. – Я-я-я-яйца

Идзанаги.

Кин невольно улыбнулся.

– У тебя здорово получилось.

– Благодарю, мой господин. – Аянэ сделала реверанс, как придворная дама. – А теперь скажи, что тебя беспокоит, или нам следует притвориться, что ты вполне порядочный лжец и ты покажешь мне баню?

– Просто… всё вместе. – Он пожал плечами. – Метатели не сработали. Даичи почти умирает. Они думают, что это моя вина. Всё пошло к черту с тех пор, как улетели Юкико с Буруу, – вздохнул Кин. – И им пора бы уже вернуться.

Эти слова звучали так, как если бы их произнес кто-то другой. Кто-то, кто сидел в дальней комнате, предаваясь пустым сплетням, и был слишком глуп, чтобы просто подумать.

Юкико пропала? Бред какой-то. Когда он видел ее в последний раз, они поругались. Судьба так жестока… Неужели он потерял ее навсегда?

– Ты беспокоишься о ней, – сказала Аянэ.

Он уставился на пол. Кивнул.

– Я уверена, что с ней все в порядке, Кин. Где бы она ни была. Она – Танцующая с бурей. Она уничтожила три броненосца, не получив ни единой царапины. Убила сёгуна, просто взглянув на него.

Кин снова кивнул.

– Это не она. Это вы все так ее видите… – Он вздохнул, потер складку между бровями. – Ты ее совсем не знаешь.

Аянэ нежно коснулась его руки кончиками пальцев – и это прикосновение паутинкой легло на его кожу. На ее губах появилась слабая улыбка.

– Знаешь, ты такой милый, Кин-сан. Ты всегда хорошо думаешь обо всех.

Он посмотрел на ее пальцы, от прикосновения которых по его коже бегали мурашки. А взглянув ей в глаза, понял, как близко она стоит. И прежде чем он осознал, что происходит, ее губы – полные, мягкие, теплые – коснулись его губ, ее тело прижалось к его телу – нежно-нежно, как будто он мог сломаться. Кин замер на секунду, две, три, дыхание в легких сбилось, в ушах зазвенело. Но все-таки отстранился, отступив назад и подняв руки. Аянэ стояла неподвижно, как камень, с закрытыми глазами, серебряные конечности, колыхаясь, разворачивались, темно-розовые губы скривились в слабой улыбке.