– Даичи-сама. – Здоровяк, хромая, выступил вперед и низко поклонился. – До нас дошел слух, что вы ранены. Мы рады, что вы с нами.
– Акихито-сан. – Даичи похлопал его по плечу, и его голос немного задрожал. – Юкико-чан часто рассказывала о тебе.
– Как она? Почему не с вами?
В комнате послышались перешептывания. Многие закивали в знак согласия.
– Танцующая с бурей занята на севере.
Кин заметил: Даичи так сформулировал фразу, что она не выглядела явной ложью.
– Я уверен, что мысленно она с нами. Но одной ей не вытащить эту страну из пропасти. Когда вы слишком сильно верите в кого-то одного – в меня, в Танцующую с бурей, в кого бы то ни было, – вы упускаете из виду силу внутри себя, друзья мои. Каждый из нас должен рискнуть всем. Ведь каждому из нас есть что терять, если мы проиграем. – Он закашлялся и вытер губы тыльной стороной ладони. – Мы потеряем всё.
Даичи оглядел комнату, посмотрел в глаза всем – каждому мужчине, каждой женщине и ребенку. В их взглядах Кин видел неуверенность, какую он и сам чувствовал. Еще отчаяние. Даже страх. Они понимали, что старик слаб. Эта болезнь. Трость. Рука, прижатая к разбитым ребрам.
– Мужайтесь, братья и сестры, – сказал Даичи. – О сегодняшнем дне вы будете рассказывать своим детям. Сегодня вечером мы сделаем еще один шаг, чтобы сбросить иго чи-монгеров и освободить эту нацию раз и навсегда. Мы принесем рассвет после долгой черной ночи. Мы принесем огонь в самые темные уголки мира. Они говорят, что лотос должен цвести. Мы говорим, что он должен гореть.
– Гореть, – раздался в ответ нестройный хор голосов.
Даичи облизнул губы. Взгляд его серых холодных глаз переходил с одного члена Кагэ на другого.
– Повторите, – сказал он громче. – Лотос должен гореть.
Теперь к хору присоединилось больше голосов. Ответ прозвучал сильнее:
– Гореть.
Даичи покачал головой, голос стал жестче, и в нем зазвенела сталь.
– Произносите это слово так, будто от этого зависит ваша жизнь.
Теперь они зазвучали в унисон. Голоса всех, кто был в комнате, кроме Кина и Аянэ.
– Гореть.
Теперь закричал и Даичи, черпая силу у них, а они у него – идеальный круг пламени, воли и ярости.
– Представьте, что только вы и отделяете эту страну от полной гибели!
– Гореть!
– Рабство ваших детей!
– Конец
–
– И
Взяв черную императрицу, он поместил ее на завод по переработке чи.
– Сожжем все. Дотла.
Кин молча смотрел, как старик разбил Кагэ на группы: уличные засады, штурм дворца, бригады бойцов для моста. Он смотрел, как местные получают оружие: серпы кусаригама, железные тэцубо, дубинки, кривые ножи и даже старая катана в потрепанных ножнах для Даичи. Лица повязаны платками, шляпы надвинуты до самых прищуренных глаз. Объятия и поцелуи на прощанье. Рукопожатия и пустая бравада, звенящая в напряженном смехе. Он смотрел на людей вокруг, людей из всех слоев общества, объединенных ненавистью к тому, кем он был раньше.
К тому, от чего он всё еще мог попытаться убежать.
Аянэ прижалась к нему, по-прежнему сжимая его руку.
Слишком поздно. Слишком поздно для всего этого. Кусочки пазла встали на места. Люди готовились к нападению, сжимая в руках самодельные бомбы, работающие на чи. Подумать только, они верили, что у них есть шанс на успех. Что из всего этого есть выход. Что они смогут противостоять колоссу из железа и дыма, который прямо сейчас распрямлял свои конечности, запускал двигатели, вскидывал цепные пилы, заслоняя луну.
Не будет никакой борьбы. Всё сложится иначе. Против Землекрушителя у этого сброда нет ни единого шанса…
– Ты, гильдиец Юкико.
Кин моргнул, очнувшись от дум, и сосредоточился на стоявшем перед ним большом человеке. Акихито оглядел его с головы до ног. Гора, вырезанная из плоти, бесстрастное лицо, массивные руки, скрещенные на огромной, как бочка, груди.
– Ты был на «Сыне Грома», – сказал он.
– Был, – ответил Кин.
– Говорят, что ты помог ей сбежать. Соорудил металлические крылья, чтобы арашитора мог улететь вместе с ней.
– Соорудил.
Большой человек смотрел пристально, его глаза были такими же холодными и черными, как кремень. Кин чувствовал и другие взгляды, и пот щекотал ему шею. Медленно, но решительно Акихито протянул огромную лапу.
– Тогда прими мою благодарность. И я бы хотел назвать тебя другом.
Кин оглядел комнату, заметил резкие взгляды и поджатые губы. Недоверие висело в воздухе такой густой пеленой, что он мог рвать его ногтями. Он снова посмотрел на великана, на протянутую руку, язык прижался к зубам.
– Не уверен, что тебе нужен такой друг, как я, Акихито-сан.