Предательство Борна

Вот уже какое-то время Мартин Линдрос в сопровождении отряда похитителей шел пешком. Сначала его везли по воздуху на вертолете, а затем, после непродолжительного ожидания, – на маленьком реактивном самолете, который по крайней мере один раз совершил посадку для дозаправки. Полной уверенности у Линдроса не было, потому что часть времени он проспал – то ли забывшись естественным сном, то ли благодаря снотворному. Впрочем, это не имело значения. Линдрос знал, что он покинул склоны Рас-Дашана, покинул северо-запад Эфиопии, покинул Африканский континент.

Джейсон. Что случилось с Джейсоном? Жив он или мертв? Очевидно, Джейсону не удалось найти его вовремя. Линдросу не хотелось думать, что его друг погиб. Он не поверил бы, даже если бы ему об этом сказал сам Фади. Линдрос слишком хорошо знал Борна. Его другу всегда удавалось найти способ разгрести свежий могильный холм и выбраться с того света. Джейсон жив, Линдрос был в этом уверен.

Однако он не мог не гадать, имеет ли это какое-то значение. Подозревает ли Джейсон, что место его друга занял Карим аль-Джамиль? Если обман удался, значит, даже если Джейсон остался в живых после стычки на Рас-Дашане, он прекратил поиски своего друга. Представив себе еще более жуткий сценарий развития событий, Линдрос ощутил, как его прошиб холодный пот. А что, если Джейсон отыскал Карима аль-Джамиля и привез его в штаб-квартиру ЦРУ? Боже всемогущий, неужели именно это и замышлял с самого начала Фади?

Маленький самолет попал в зону турбулентности, и Мартина Линдроса хорошенько встряхнуло. Чтобы хоть как-то удержаться, он прислонился к холодной вогнутой переборке. Затем ощупал повязку, которая закрывала половину лица. Под ней находилась развороченная яма, где когда-то был его правый глаз. Это уже вошло у Линдроса в привычку. Голова у него раскалывалась от невыносимой боли. Казалось, его глаз объят пламенем – вот только это уже был не его глаз. Теперь этот глаз принадлежал брату Фади, Кариму аль-Джамилю ибн Хамиду ибн Ашефу аль-Вахибу. Первое время от одной этой мысли Линдроса физически тошнило; он содрогался в рвотных позывах, частых и нестерпимых, словно юнец, обкурившийся марихуаной. Теперь у него просто ныло сердце.

Насилие, совершенное над его телом, удаление здорового органа и пересадка его другому человеку, пока сам он еще был жив, явилось величайшим ужасом, оправиться от которого он не сможет до конца дней своих. Несколько раз, когда Линдрос на серебристой глади озера ловил радужную форель, у него мелькала мысль покончить с собой, однако в действительности он на ней не задерживался. Самоубийство – это удел трусов.

Кроме того, Линдросу очень хотелось жить, хотя бы для того, чтобы отомстить Фади и Кариму аль-Джамилю.

Борн вздрогнул, очнувшись от сна. Он огляделся вокруг, на мгновение совершенно сбитый с толку. Где он? Борн увидел шкафчик для одежды, ночной столик, занавески, не пропускающие свет. Безликая обстановка, грузная, голая. Гостиничный номер. Но где?

Соскользнув с кровати, Борн прошлепал босиком по вытертому ковру к окну и раздвинул плотные занавески. Внезапный ослепительный свет буквально ударил ему в лицо и грудь. Борн прищурился, защищая глаза от крошечных золотистых бликов, пляшущих на темно-серой воде. Черное море. Он в Одессе.

Одесса. Город являлся ему в кошмарных сновидениях или же эти образы всплыли из глубин памяти?

Борн отвернулся. Его сознание все еще было заполнено этим сном-воспоминанием, который, словно конфета-тянучка, растянулся и проник в это безоблачное солнечное утро. Мари в Одессе? Этого никогда не было! В таком случае что она делала в этом осколочном фрагменте памяти?..

Одесса!

Именно здесь родился этот осколок. Ему уже приходилось бывать здесь раньше. Он был направлен сюда, для того чтобы убить… кого-то. Но кого? Борн не имел понятия.

Усевшись на кровать, он потер глаза ладонями. У него в ушах все еще звучал голос Мари:

«Я осталась бы в живых, если бы ты в тот момент не находился на противоположном конце земного шара, если бы ты не был вместе с ней».

В ее голосе не было обвинения. Только печаль.

Какая разница, где он находился, чем занимался? Его не было рядом с Мари. Она позвонила ему, считая, что у нее простуда, только и всего. Затем был второй звонок, после которого он чуть не сошел с ума от горя. И чувства вины.

Он должен был находиться рядом со своей семьей, чтобы ее оберегать, точно так же, как он должен был находиться рядом со своей первой семьей, чтобы ее оберегать. История повторялась, если и не в точности, то достаточно близко, чтобы это стало трагедией. По иронии судьбы, отдалившись от места катастрофы в смысле километров, Борн при этом приблизился к черной пустоте внутри себя, оказавшись на самом ее краю. Заглянув вглубь, он ощутил это старое, сокрушительное отчаяние – необходимость наказать самого себя или наказать кого-то другого.