Предательство. Последние дни 2011 года

— Думаешь, что Чурова уберут? — спросил Юрий Михайлович.

— Очень сомневаюсь. Отправив его в отставку, власть признает, что выборы были сфальсифицированы, следовательно, состав Госдумы нелегитимен. Но предложение Чурова — верх казуистики. Очередной способ оболванивания народа — вы смотрите на урну, а мы будем считать.

— Смотрите на урну, хотите на экран, — продолжил Юрий Михайлович. — Сколько миллиардов денег вбухают в камеры?

— Посчитают максимально. Спроси, сколько ляжет на счета в зарубежных банках? Молодец Чуров, угодил пильщикам бюджета — подкинул пару десятков миллиардов на пустом месте, — с иронией сказал Сергей Георгиевич.

— Да, эффективные менеджеры будут довольны, — согласился Юрий Михайлович. — Нет бы обеспечить честные выборы и сохранить народные деньги.

— Зачем? Заработать и одновременно сохранить власть — что может быть лучше. Народ проглотил один раз, почему не проглотит второй раз?

— Но видишь, вышел на улицу — 10 декабря на Болотную площадь, сегодня — на площадь Сахарова. И вышли серьезные люди, не шпана, готовая просто крушить. Вышли люди, озабоченные будущим страны. Интересно, после сегодняшнего митинга что-нибудь изменится?

— Хотелось бы, но… — с сомнением произнес Сергей Георгиевич. — Власть понимает, когда митингуют и просят хлеба, повышения зарплаты, улучшения чего-то. Это понятно и просто. Власть выдаст — вот, возьмите и скажите спасибо. Но делиться самой властью — на это они не готовы, поэтому все сведут к разговорам, обещаниям — примем меры, обеспечим, реализуем. Сам знаешь, как чиновники умеют на тормозах спустить любое дело.

— Американцы называли какую-то астрономическую цифру сфальсифицированных голосов.

Сергей Георгиевич засмеялся, повернулся к Юрию Михайловичу и с укором сказал:

— Все хороши, каждый гнет свою линию. Я читал в Интернете, что The Wall Street назвала четырнадцать миллионов, это почти двадцать процентов. Не знаю, как они считали, но ноль целых пять десятых процента, о которых говорил Песков, тоже взяты с потолка, я так считаю.

— Его цель — показать, что власть знает, но все нарушения малозначительны и несущественны, на результаты не могли повлиять.

— Слушай, Юра, пусть все проценты будут на совести тех, кто считал, а нам с тобой надо выбираться, — неожиданно сказал Сергей Георгиевич. — Мне кажется, что встречные машины — это те, кто сообразил, что ситуация хреновая, и развернулись. Бетонка стоит. Очевидно, авария перекрыла движение в обе стороны. Скоро здесь будет полный затор. Давай разворачивайся, я подскажу, как объехать этот участок через Истру.

— В Истру есть еще дорога?

— Их три с этой стороны. Две нам недоступны, попытаемся через третью, с другой стороны от деревни.

Только через два часа они выбрались на МКАД. Огорченный Юрий Михайлович обратился к другу:

— Сергей, извини, подвезти не смогу, уже начинаю опаздывать.

— Не волнуйся, подкинь меня до удобной для тебя станции метро. Мне все равно, в офис я добираюсь на метро. Я прямо поеду на работу.

— Тогда нормально, а то мне как-то неудобно.

— Что ты переживаешь? Не ты пробку создал, а обстоятельства, которые от тебя не зависят. Расслабься.

Юрий Михайлович довольно долго выбирал момент для обгона впереди едущей машины. Эту неуверенность заметил Сергей Георгиевич, но ничего не сказал. Юрий Михайлович поспешил объяснить:

— В последнее время стараюсь ездить аккуратно, без резких перестроений. Проблема с глазами. Возможно, скоро придется делать операцию.

Еще дома Сергей Георгиевич хотел спросить о глазах, зная, что у Юрия Михайловича возникли проблемы, но как-то не сложилось. Теперь всю оставшуюся дорогу они говорили о проблемах здоровья — своего и окружающих людей. Возраст с годами незаметно вносил корректировки в темы разговоров.

— Знаешь, что у Михаила Александровича проблема? — спросил Юрий Михайлович.

— Да, он мне звонил, сказал, что у него онкология.

Михаил Александрович был начальником отдела научно-исследовательского института, в котором начинали они работать. Его болезнь была неизлечима, они это понимали. Понимали, что закрывается очередной этап их жизни, связанный с конкретным человеком. Понимали и поэтому не хотели говорить.

* * *

Выйдя из машины, Сергей Георгиевич попрощался с другом, пожелав ему счастливо встретить Новый год. Времени было много, не было необходимости торопиться, поэтому Сергей Георгиевич медленно побрел в сторону станции метро, внимательно приглядываясь к людям. Большая часть людей была чем-то озабочена, стремительно неслась к каким-то своим целям, не замечая остальных. Разительно отличались приезжие, которые пытались все увидеть, зафиксировать в памяти или сфотографировать. Но Сергея Георгиевича давно интересовала особая группа людей — попрошайки, которые располагались в переходах в метро и на улице возле самого здания.