Предательство Тристана

Держа в руке свой фибровый чемоданчик, он шел, останавливаясь то перед одной, то перед другой витриной, разглядывая граммофонные пластинки, плохую бижутерию, крестьянские платки и шали. Толпа плотно смыкалась вокруг него, делая практически невозможной работу любого наблюдателя. В облике американского бизнесмена, посещающего самую известную и многолюдную торговую галерею Москвы, не было ровно ничего подозрительного, и, глядя на него, все окружающие должны были думать, что этот иностранец несет в чемоданчике деловые бумаги. Он присоединился к толпе, медленно поднимавшейся по железной лестнице, поднялся на балкон первого яруса, откуда можно было быстро окинуть взглядом толчею внизу, и не увидел никого, кто показался бы ему подозрительным.

Приметив угловую секцию, открытую с двух сторон, он вошел туда, с большим интересом разглядывая выставленные за прилавком резные деревянные игрушки и раскрашенных кукол – матрешек. Он взял одну из матрешек и снял верхнюю половину; внутри оказалась куколка поменьше. Всего их было шесть, одна в другой. Матрешки являли собой прекрасный пример русского народного искусства, и Стивен подумал, что Лана могла бы оценить подарок. Он понимал также, что купить что-нибудь здесь было хорошей мыслью, поскольку это оправдывало посещение ГУМа. Пока он стоял в одной очереди, чтобы заплатить за игрушку, а потом в другой, чтобы ее получить – советская бюрократия вторглась даже в московские магазины! – он снова небрежно поглядел вокруг. Он не увидел ни одного знакомого лица, равно как и каких-либо признаков наблюдения.

Взяв покупку, Меткалф покинул торговую секцию через другую дверь, резко повернулся, как будто заметил что-то интересное, а потом протиснулся сквозь толпу и поднялся на третий этаж. Там было менее многолюдно. Пройдя футов сто, он свернул на следующую лестницу и спустился на второй этаж, а там вошел в мужскую комнату, где около писсуара в виде корыта стояли несколько человек; двое из них, судя по виду, были пьяными. Меткалф вошел в кабинку, запер за собой дверь и быстро переоделся в русскую одежду, которой снабдил его Корки. Подкладку крестьянской фуфайки изрезали при обыске, но снаружи это не было заметно. Ботинки, штаны, рубашка и пиджак были не только действительно изготовлены в России, но и прошли специальную обработку, благодаря чему выглядели изрядно поношенными.

Судя по звукам, пьяные ушли, и на смену им явились новые посетители. Это было хорошо. Меткалф нахлобучил на голову отлично подогнанный парик, сделавший его светлым шатеном, а потом растер специальный резиновый клей по подбородку, верхней губе и над бровями; когда клей подсох, он тщательно прилепил растрепанную козлиную бородку. Было бы гораздо легче сделать это, стоя перед зеркалом, а не вслепую, пристроившись на закрытой крышке унитаза; к счастью, он сообразил захватить с собой маленькое зеркальце для бритья и имел возможность удостовериться, что гримируется правильно. Затем настала очередь густых всклокоченных бровей. Темным гримом он мазнул под глазами, изобразив круги, которые сделали его намного старше. Он превратился в много курящего и постоянно пьющего крестьянина примерно сорока лет, который вел такую же тяжелую и беспросветную жизнь, как и большинство русских крестьян.

Меткалф снова осмотрел себя в зеркале, и увиденное его впечатлило. Впрочем, он не хотел рисковать, он мог изменить себя еще сильнее, и он это сделал. Он вставил в рот ватные валики, поместив их между деснами верхней челюсти и щеками, что полностью изменило форму его лица. Последний штрих должны были явить собой специальные металлические шарики с просверленными сквозными отверстиями, предназначенные для того, чтобы вставлять их в ноздри – разработка Бюро стратегических служб. Эти вставки показались сначала очень холодными и неудобными, но они изменили форму его носа, сделали его толстым, более похожим на нос типичного русского крестьянина.

Снова взглянув в зеркало, Меткалф с трудом узнал себя. Посмотрев через щелку в двери кабинки, он удостоверился, что в помещении не осталось никого, кто видел бы, как он вошел. Быстро уложив свою американскую одежду и ботинки в чемодан, он вышел из кабинки и подошел к раковине умывальника, поставив чемодан рядом на полу. Он несколько минут мыл руки, а потом вышел из уборной, оставив там чемодан. Пройдет совсем немного времени, и какой-нибудь счастливый русский заметит чемодан без хозяина, решит украсть его и будет приятно удивлен, обнаружив там прекрасный костюм.

С хмурым видом Меткалф брел по галерее второго этажа. Он изменил походку, добавив небольшую хромоту, как будто одна нога у него была немного короче другой. Достигнув первого этажа, он был уверен, что никто за ним не следит. Он превратился в русского средних лет, ничем не отличающегося от миллионов других таких же в Москве. Никто не обратит на него ни малейшего внимания.

Рудольф фон Шюсслер был раздражен тем, что его оторвали от дел.