Предел

Костер весело трещал, пожирая чахлый кустарник. Нэрнис развлекал Пелли рассказами. Пелли слушала, открыв рот, про последний весенний бал, даже не пытаясь вникнуть во все эти имена родственников из далекого Озерного Края. Она просто ориентировалась на фразу «Нет, ты представляешь!?» и восхищенно, совершенно искренне, вставляла реплику «Не может быть!». Так что Даэросу было отчего сердиться. Токуют! Глухари!

— Голубки! Воркуют! Половину ограды спалили, сидят как дома! Помогайте! Нэрьо, нарежь веток и загороди проход. Тут шакалы водятся, а у нас — остатки кур. Хочешь, чтобы Крысак заметался среди ночи и прошелся по тебе галопом? Он только с виду такой смирный, а смирные, если испугаются, очень быстро умеют бегать. — Все это Даэрос сообщал, заводя в их укрытие лошака.

На спине измученного животного лежал, уткнувшись носом в гриву, всадник. Руки путешественника висели, привязанные к поводьям, и несчастная скотина не могла толком поднять голову. Сам всадник был невысок, велик в объеме, широкоплеч и, похоже, почти мертв.

— Ну, вот вам и гном в нашу компанию! — Нерадостно сообщил Даэрос. — Сейчас отвяжу его, и попробуем этого чудака раздеть.

Отчего всадник — гном и чудак, никто не стал спрашивать. Во-первых, в ременной петле у седла висела секира, а во-вторых, верховых гномов не бывает. Даже Пелли, не раз имевшая дело с латунными тазами для умывания, не могла не удивиться наряду незадачливого путешественника. Поводья лошака были обвязаны вокруг латунных же наручей, которые скорее напоминали две трубы. Воинственный седок не захотел ограничиться ремешками на внутренней стороне рук и обрядился в нечто, напоминавшее часть полного рыцарского доспеха. То же можно было сказать и о поножах, а кираса так и вовсе поражала воображение. Несмотря на пыль, покрывавшую этот нелепый доспех, гномий полу-рыцарь сиял в свете костра. Это ж сколько тазов пошло на все великолепие? Шлем… Шлем был самый что ни на есть ведерный. То есть когда-то он был весьма натуральным вместительным ведерком. Даже приклепанные «уши» под ручку остались на месте. Но теперь они служили проушинами для кожаного ремешка, который и не позволил этому украшению упасть с головы обессилившего всадника.

Даэрос помучившись с поводьями, просто перерезал их. Надо же — у гнома хватило ума крепко привязать себя. Лошак стоял спокойно и явно не чаял поскорее освободиться от тяжкого груза. Полутемный уже понял, что случилось с латунным гномом:

— В таком наряде по степи… Заблудился и сварился. Молодой, наверное. Не удивлюсь, если он отправился воевать со сказочным драконом… Что за….?! — Даэрос замолчал пораженный. Пелли ойкнула. Нэрнис онемел. — Н-ну, помогайте… её стащить вниз. Ронять дев, даже в доспехе нехорошо как-то. Нэрьо, проблема воды назрела. Давай, чуй воду, как ты умеешь. Только не глубоко. Пелли, неси сюда наши запасы.

Причиной всеобщего удивления явилась передняя часть кирасы. Когда Даэрос попытался откинуть всадника назад, стало ясно, что не только руки, привязанные к поводьям, не давали седоку свалиться. Две могучие латунные выпуклости вполне надежно не давали полумертвой девице съехать набок. Получалось, что она «сидела» на своем лошаке двумя местами сразу, а не одним, как положено.

Когда было ликвидировано ведро и подшлемник, изумленным взорам всей троицы предстало бледное, мятое, с отпечатками этого самого подшлемника лицо вполне даже красивой человеческой девицы. На вид ей можно было дать лет двадцать. Хотя… с учетом могучей комплекции, можно было предположить, что двадцати-то ей как раз и не было. Рыжие толстые косы были уложены на темени и так примяты ведром, что создавалось впечатление: у нее на голове поселился призрак нелепого шлема.

— Все понятно! — Нэрнис был рад, что понял что-то первым.

Даэрос и Пелли молча мучились с застежками ремней кирасы. Когда сияющий «передник» наконец-то был снят, подтвердились подозрения Даэроса:

— Фууу! — Полутемный сморщился и попытался дышать в сторону — Точно, сварилась!

Пелли была потрясена. Девица, явно не бедного сословия, лежала на задней половине своего доспеха, как туша на блюде. И попахивала. Похоже, она день или все два, провела на солнце, прикрыв спину и грудь двумя «сковородками». Зажарилась.

— Неуспокоенная воительница. Типичный случай! — Нэрнис попытался напоить несчастную из бурдюка. Получалось плохо, вода стекала двумя струйками изо рта, а глотать девица не собиралась. — Даэр, придумай, как ей влить в рот воду. Губы обметало, язык распух…

К этой проблеме добавился еще и измученный жаждой лошак, который, почуяв воду, тоже решил попить. Пелли пришлось держать бурдюк, пока эльфы общими усилиями привязывали лошака к телеге. Скотина, несмотря на истощение, оказалась упрямой и сильной.