Предел

С тщательно отмеренной медлительностью он время от времени поворачивал голову, когда звонок оповещал кого-либо из клиентов, что его месячный лимит пива или чего-то там еще истек на предыдущей порции. Порой, когда он был в особо хорошем настроении, а посетитель ему нравился, Снеер как бы нехотя сползал с высокого стула в углу (постоянное место в углу тоже относилось к элементам, придающим ощущение безопасности: он любил, чтобы у него были защищены тылы и один из флангов) и слегка отодвигал в сторону незадачливого потребителя, который обычно с глуповатой миной таращился на автомат. Потом вкладывал свой Ключ в прорезь и получал две большие кружки пива. Получал он их безотказно — безразлично, в понедельник или субботу — и небрежно пододвигал одну под нос изумленному гостю либо, слегка ударив кружкой о кружку, произносил какой-нибудь тост, как правило, ни к селу ни к городу.

Сегодня его такие номера не интересовали. На четвертой кружке он отметил, что даже пиво не доставляет удовольствия. В голове слегка шумело, а голоса вокруг начинали сливаться в монотонный гул.

Снеер отставил недопитую кружку и бездумно глядел сквозь витрину на людской поток, льющийся мимо бара. Он был раздражен и взъярен самым скверным из возможных способов, разъярен безнадежно, ибо виною всему был сам… Гораздо легче перенести любое разочарование, когда можно обвинить в этом кого угодно, только не себя…

«Как последний идиот! Как законченный шестиряк! — с отвращением думал он о себе. — Позволил поймать себя столь примитивным образом, клюнул на такой трюк!» С тех пор как он стал заниматься рейзерством, он прекрасно знал, что время от времени кто-то попадается по той или иной причине. Но до сих пор это были случаи довольно редкие. Среди коллег по делу относительно этого кружили разнообразнейшие легенды и анекдоты. Подобный провал — всегда нечто такое, о чем потом долго рассказывают. А тут — извольте! Глупое, идиотское дело…

Снеер еще раз пробежал мысленно все сегодняшнее утро (если так можно назвать время между десятью, когда он выбрался из постели, и двенадцатью).

День начался нормально. Он проснулся в ночевочной кабине средней руки (при его занятиях было нежелательно иметь постоянное место жительства, а пользоваться лучшими отелями значило вызывать подозрения), потом бесцельно направился в центр города, рассматривая магазинные витрины и девичьи ножки. Зашел в парикмахерскую, побрился в автомате и принял электромассаж, чтобы придать физиономии сорокалетнего мужчины вид тридцатилетнего.

Собственно, сегодня делать было нечего. Последний клиент вполне прилично расплатился с ним. Это давало возможность по меньшей мере месяц не утруждать себя, но Снеер не любил слишком долго бездельничать. Отнюдь не из жадности. Просто такой род занятий давал ему — кроме средств к удобной и в меру вольготной жизни — особый вид эмоций, неподдельную дрожь возбуждения, что было редкостью в его упорядоченном и почти идеально организованном мире.

Короче говоря, он вышел прогуляться перед обедом, выпить свое ежедневное пиво на углу Северной и площади Сатурна; потом предстояла встреча с человеком, который должен был ему несколько десятков желтых. Словом, ничего серьезного, никаких опасных операций. Он шел расслабившись, спокойный, чистый как слеза, и вдруг неожиданно этот субъект…

Виноват был, несомненно, Снеер. Просто слишком уж расслабился, чересчур дружественно настроился, к миру и людям — и на минуту забыл, что среди этих дружелюбных людей всегда может затесаться какой-нибудь шпик, этакий филер, инспекторишко, тьфу!

И вообще, неведомо зачем он остановился перед витриной, в которой были выставлены новейшие модели информационных микросхем…

Какое ему, четверяку, дело до микро… чего-то там? На одно это злосчастное мгновение он задумался, зазевался, не проконтролировал собственное подсознание, позволил ему выбраться на поверхность, пробулькнуться сквозь спокойную, плотную оболочку, которой окружил себя и с которой ему было так хорошо!

Каким образом этот сопляк уловил момент его рассеянности? Неужто идеально отработанная, среднетуповатая мина оказалась слишком умной? Это могло быть чистой случайностью, но Снеер знал, что такие случайности почти никогда не происходят сами по себе. В конце концов, никто не задевает первого встречного прохожего, чтобы с глупым видом задать невинный вроде бы вопросик…

Это, несомненно, была провокация, только почему нацеленная именно в него? Или он совершил какую-то ошибку? Может, донес кто-то из клиентов? Нет! Снеер всегда был очень осторожен, клиентов выбирал серьезно и никогда не брался за сомнительные дела. Никогда не угрожал, не шантажировал, не принуждал… Самое большее — не брался за дело, иногда тянул с получением гонорара или даже отказывался от каких-нибудь небольших доходов.