Предел тщетности (СИ)

Женившись по расчету на последнем курсе, Сапог после получения диплома пристроился в один околонаучный исторический журнал, в котором стал работать непонятно кем. Завеса тайны с тех пор покрывала мелкой паутиной все его начинания — он начал печатать небольшие рассказы, напоминавшие юморески на производственную тему в заводских малотиражках где-то за Уралом. Со временем он переполз через хребет поближе к Москве, пока наконец-то не взял столицу, скорее осадой, чем приступом, подарив ей в качестве медали за оборону изысканную повесть о глубоком конфликте между совестью и производительностью труда. Повесть он посвятил, не любимой маме и не жене, а директору трубопрокатного завода, герою труда, орденоносцу, который так расчувствовался, что проникся — вторую повесть они сваяли уже в соавторстве. Благодаря паровозу, бери выше — линкору в лице директора, творение дуумвирата тиснул журнал подведомственный ЦК ВЛКСМ и авторы обзавелись двумя куцыми премия от комсомола и профсоюзов соответственно, название коих сгорело в топке времени.

Сам я произведения Петруччо не читал, но Танька, вращавшая одним местом в кругах близких к культурной тусовке, утверждала, что повести получились ничуть не хуже остального бурного потока и даже выделялись на общем фоне углубленным знанием всего технологического процесса изготовления труб большого объема.

— Вопросы проката труб стоят не ребром, а раком. И бьют не в бровь, а в зад. Главный герой мечтает изменить эту порочную практику с помощью секретаря парткома Глебова и молодой нормировщицы Лены Кузявиной или Пузявиной, не помню точно, — так прокомментировала последнюю повесть беспардонная Татьяна.

Став более менее на ноги Петруччо решил развестись, точнее избавиться от нелюбимой жены, взяв в качестве образца для подражания увиденный по телевизору фильм «Развод по-итальянски». Идя по стопам разорившегося барона, он с присущим ему талантом изменил сюжет, перекроил концовку, взамен шашечной двухходовки, разыграв королевский гамбит. Сапог познакомил директора со своей половиной, всячески потворствовал их взаимному притяжению и вместо роковых выстрелов итальянского ревнивца удачно сбыл изменницу с рук, убив тем самым двух зайцев — его по собственной инициативе бросили жена и соавтор, став счастливой парой. Петруччо остался с обоими в прекрасных отношениях, но в присутствии новоиспеченных супругов смеялся с оттенком печали и грустил лицом, культивируя в них комплекс вины.

Ненавистники, убежденные в злодейском начале Петькиной улыбки, получили наглядное подтверждение собственной правоты, любившие Петруччо, даже не пытались с ними спорить, придерживаясь иного взгляда на любовную катавасию. История хоть и получилась в шекспировском духе, но все действующие лица остались целы и чрезвычайно довольны результатом. В самом деле, кому было бы лучше, если бы три человека разругались в хлам и продолжали бы скакать по жизни в гордом одиночестве, отягощенные ненавистью друг к другу?

Директор завода глядя на плохо замаскированные страдания бывшего мужа и брата по перу опять проникся — он был по жизни человеком совестливым — и предложил себе на замену в виде бонуса приятеля по охоте, генерал — майора милиции в отставке, большого любителя рассказывать байки из полной опасности жизни сотрудников правопорядка. Петька поначалу упирался, как мог, но, исповедуя принцип оставаться со всеми в хороших отношениях при любом раскладе, согласился поохотиться в узком кругу, где их и представили друг другу за костерком под коньячок. Генерал, хоть и пересыпал свою речь штампованными кирпичами из воинского устава, оказался приятным в быту малым, не лишенным литературного начала. И дело пошло. Генерал стал не то чтобы линкором, а флотилией, армадой кораблей разнонаправленного курса, сметающих все на своем пути. Они взяли один псевдоним, представившись братьями, выбрали главного героя средних лет, конечно же, следователя, но шагнули чуть дальше, наградив его не только неординарной внешностью, но и выходящим за привычные рамки характером. К тому же, герой, следователь по фамилии Неровный, по ходу книги частенько прикладывался к бутылке не только во время отдыха. В профильном журнале к генералу относились с вполне понятным пиететом и, слегка поморщившись, напечатали оба романа. Генерал уже хлопотал о премии, но переговоры зашли в тупик, высокие стороны никак не могли сойтись на степени — предлагали третью, он соглашались только на первую, проявляя неуступчивость в полной мере.