Пределы наказания

Каковы же эти системы, способные, по мысли ав­тора, разрешать конфликты, не прибегая к причинению «боли», к уголовному наказанию? В этой связи он опи­сывает стихийно возникающие в ряде западных стран самодеятельные общины, общности людей, организую­щих либо районы совместного проживания (Христиа­ния — район Копенгагена), либо кооперативы типа фаланстеров (Твинд), либо общины людей с психиче­скими или физическими недостатками (Видарасен). Видя в этих неформальных, стихийно возникающих са­модеятельных группах и объединениях прообраз гу­манной системы разрешения конфликтов без примене­ния уголовного наказания, без причинения боли, Н. Кристи пытается выявить решающий фактор такой социальной «анестезии». Таким фактором для него яв­ляется возникающая в этих группах и общинах новая, альтернативная система ценностных представлений.

При всем уважении к гуманистическим устремле­ниям Н. Кристи, здесь возникают, однако, серьезные сомнения. Может ли быть обеспечено устранение же­сткой системы «преступление — наказание» за счет од­них лишь перемен в системе взглядов, убеждений, представлений, верований? Мы оставляем пока в сто­роне и вопрос, насколько реальна надежда на то, что перечисленные неформальные объединения вообще способны изменить реальную структуру окружающего их буржуазного общества и господствующую в нем идеологию.

Следует отметить, что Н. Кристи не ограничивается опытом Христиании, Твиида и Видарасена, понимая исключительный характер описанных объединений. Он пытается выйти за границы в том или пном смысле ущербных общностей на здоровую почву такого обыч­ного, повседневного и, мояшо сказать, всеобщего явле­ния, как соседство, полагая, что именно на этой почве может постепенно возникнуть предлагаемая пм «юсти­ция причастных» в противоположность действующим ныне формальным правовым структурам, отчужденным от нужд и интересов простого человека. Более того, Н. Кристи формулирует определенные требования, необходимые, по его мнению, для создания и функцио­нирования именно такой юстиции. Читатель с интере­сом прочтет рассуждения автора о значении осведом­ленности людей друг о друге, равномерном распреде­лении власти, уязвимости, взаимной зависимости, которые наряду с определенной системой ценностных представлении нужны для того, чтобы осуществление правосудия как можно меньше и реже причиняло боль, не умножая страданий, уже созданных самим преступ­лением.

Н. Кристи прав, утверждая, что «преступление — это не «вещь». Преступление - это понятие, применяе­мое в определенных социальных ситуациях, когда это возможно и соответствует интересам одной или не­скольких сторон» (с. 82).

Показывая историческую относительность понятия преступления, правильно отказываясь видеть в пре­ступлении и личности преступника некую особую, спе­цифически преступную суть, другой известный крими­нолог, голландский профессор Л. Хулсмаи, приходит к выводу, что «это закон говорит, где есть преступление, это закон создает «преступника».

Верно, что материальный факт, событие становится фактом социальным (в нашем случае — преступлени­ем) в той мере и только тогда, в какой мере и когда он получает оценку своего социального значения и смыс­ла со стороны социального целого (в нашем случае — со стороны государства в форме уголовно-правового определения деяния в качестве преступления). В этом (и только в этом) смысле «закон создает преступле­ния». Однако из этой исходной посылки возможны два различных вывода. Первый вывод: если закон «творит» преступления, надо отказаться от уголовного закона вообще или перестроить его соответствующим образом и... «преступность исчезнет». Второй вывод: надо попы­таться вскрыть предпосылки уголовного закона, осно­вания уголовно-правового запрета, попытаться выявить и осознать те социальные структуры и процессы, кото­рые с неизбежностью предопределяют возникновение тех или иных правовых категорий и институтов, и кон­структивно на них воздействовать.

В первом случае сразу же становится очевидным, что придание самодовлеющего значения дефинициям уголовного закона (и соответствующим им стереотипам общественного сознания) ограничивает сферу социаль­но-критического анализа. Во втором случае открывает­ся возможность рассмотрения более глубоких, базисных явлений, ибо именно на этом уровне — уровне матери­альных (прежде всего производственных) отноше­ний — во многом предрешается судьба правовых, об­щественных отношений, так же как и формирующихся систем права, конкретных правовых институтов. «Каж­дая форма общества имеет определенное производство, которое определяет место и влияние всех остальных производств и отношения которого поэтому точно так же определяют место и влияние всех остальных отно­шений» К числу этих «остальных отношений» отно­сятся и правовые явления и категории.