Пределы зримого

— Неужели? Действительно! А вы, однако, очень наблюдательны.

— Его нельзя стирать в машине. Надеюсь, это вам известно?

— Конечно. Он побледнеет, а то и полиняет. С другой стороны, в отношении галстука я не стал бы полагаться и на химчистку.

Я несколько успокаиваюсь. По крайней мере, азбучные истины ему известны. Может быть, он и вправду из Института?

Еще более глубокий вдох, и:

— С точки зрения ментальной гигиены, произвольные объединения списанных за ненадобностью мыслей могут представлять собой серьезную опасность. В нормальном, правильно функционирующем человеческом мозге имеются миллиарды клеток. Необходимо сопоставимое количество — миллиарды — частичек пыли, чтобы их совокупная мощь смогла приблизиться к порядку сил человеческого мозга. Но люди даже не представляют себе, с какой легкостью в неподметенном углу комнаты накапливаются миллиарды пылинок. Они громоздятся друг на друга, впитывая, сгребая под себя мертвые мысли. Эти рожденные в темноте и грязи мыслительные аппараты выходят с нами на связь, вмешиваются в работу нашего мозга. Их послания — первый знак беды. Слава Богу, я здорова, и мой дом в достаточной мере чист.

— Значит, вы бываете счастливы, когда осознаете, что ваш дом должным образом приведен в порядок и вычищен?

К чему же он клонит? Он уже спрашивал меня о чем-то похожем. Я убираю мусор. Я выношу его из своего дома. И я довольна. Что еще здесь можно придумать? Это как если бы врач спрашивал у сиделки или у фельдшера: «Скажите, вам нравится ваша работа? Я имею в виду — ухаживать за пациентами, лечить их? Может быть, вы хотели бы сначала немного помучить их?» А не хочет ли Доктор Роговые Очки — предположим, его на самом деле так зовут, — чтобы я поиздевалась над грязью?

— А что еще вы прикажете мне делать с неубранным домом?

Мой гость едва заметно улыбается. Он, понимаете ли, находит это забавным. А я, черт побери, — нет!

— Насколько я понимаю, наши позиции близки, а пути к цели где-то пересекаются, — говорит он, подперев большим пальцем подбородок. — Надеюсь, не ошибусь, если предположу, что вы предположили, что я пришел к вам, чтобы проверить, как работает стиральная машина?

Машина урчит и вздрагивает у меня под рукой. Да что он тут мне лепит! Какая стиральная машина? Он явился, чтобы проверить, как поживает Мукор.

Мукор оживляется.

— Посуди сама, — шипит он мне, — если бы он не был врачом, у него не было бы белого халата. Белый халат у него есть, а значит, он — врач. Вот увидишь, он упрячет тебя в психушку. Тогда поймешь, что зря упрямилась, да будет поздно. Придется узнать, каков дурдом изнутри. Там палаты — как камеры в тюрьме!

Мукор прекрасно знает, как выглядят изнутри тюремные камеры и палаты в богадельнях. Ему ничего не стоит нарисовать мне мрачную панораму предшественника нынешнего Института Белизны, мыловарни девятнадцатого века. Мыловарня, или «Савонерия Храма Гильдии Бальнеотерапии», несмотря на свое французское название, располагается у подножия курганов мусора и шлака — там, где сейчас находится район Кингс-Кросс. В те времена прямо за нею рос лес, и немалая часть рабочих, занятых на производстве мыла, была нанята в близлежащих деревнях. Деревенских подряжали таскать тачки с подходящим мусором с рукотворных холмов к самой мыловарне. Другой компонент мыла — речной ил — привозили с Регентского канала черпальщики. Незадолго до этого из кожи умерших безумцев научились извлекать особый вид сырья. Вообще в те времена человечество сделало большой шаг вперед по пути совершенствования классификации отходов, грязи и мусора. Сэр Фрэнсис Гальтон публиковал свои работы на тему отпечатков, оставляемых пальцами, публика зачитывалась «Семью видами табачного пепла» Холмса.