Предиктор с Зеи. Том 2

– Ха! Тут жить и я бы отказался, – хмыкнул Мороз, увидев вывеску, где была грубо намалёвана полурасколовшаяся подкова: – Это же «Треснутая Подкова»! И ты тут жил? Это ж ночлежка! Не удивительно, что Едис отказался!

– Зато дёшево, – буркнул Пошлый, рассчитывавший на похвалу своей скромности: – Чего деньги зазря тратить?! А то они тебе, начальник, легко достаются. Здесь, посчитай, вчетверо дешевле чем в «Кривой Вдове».

– Зато с неё «Меч» как на ладони, – кивнул ему в ответ собеседник: – То, что Едис там обосновался – понимаю. Не одобряю, но тактически верно. Вот только девок местных он не учёл. Они там любого совратят. А ты, значит, здесь жил. Бррр… – Передёрнул он плечами и ускорил шаг, желая побыстрее отойти от ночлежки.

– Да, начальник. Дык я же…

– Дурак ты, Пошлый, – взял его за локоть Мороз: – Себя любить надо. Я вам что – мало денег дал? Чего ты меня позорил?

– Я?! Позорил? Так я ни медяка…

– Дурак! А вот узнает тебя кто – что он обо мне подумает? Что Мороз, на старости, совсем свихнулся? Своих гнобит, в такие углы запихивая? Ты об этом подумал?

– Так мне что? – Вырвавшись, Пошлый сложил руки на груди, останавливаясь посреди людского потока так резко, что шедшие сзади выругались, едва увернувшись от замершего у них на пути человека.

– Мне что? – Повторил, набычившись Пошлый: – Может с Едисом на пару того? Не дело делать, а с девками кувыркаться?

– Всё хорошо в меру, – вновь взяв его под руку, Мороз потащил его за собой: – И с девками не грех покувыркаться, и выпить, и…

– Стой! – Подхватив начальника, пошлый практически впечатал того в стенку дома: – Вон, у витрины, где кинжалы на вывеске, видишь? – прошипел он, закрывая Мороза от прохожих всем телом. Со стороны могло показаться что два старых товарища что-то тихо обсуждают и это что-то, раз они оказались под зданием с красными фонарями, наверняка казалось их общих планов на вечер.

– Вижу, – склонив голову к его уху, прошептал Мороз, расплываясь в улыбке, словно его приятель только что предложил особо пикантное развлечение: – Едис! Старина, – несмотря на радостную улыбку, господствовавшую у него на лице, глаза Мороза словно остекленели: – Что ж ты так, дружище, – выдохнув он отвернулся от ассасина и принялся изучать предложение борделя, удачно оказавшееся рядом с ним.

– Он сейчас пройдётся по лавкам, – стоявший рядом с ним Пошлый провёл пальцем по одной из строк: – А после на площадь. Там статуя с фонтанчиком. И скамейки, – ткнул он пальцем в стройный женский силуэт, под которым была указана цена: – Это моцион у него такой. Там он посидит минут двадцать и назад, к девкам своим.

– Понял тебя, – покачал головой Мороз, и не соглашаясь с его выбором, указал на фигуру с куда как более пышными формами: – Иди в «Пригоршню Гвоздей», знаешь где это?

– Угу.

– Там меня жди. Я скоро.

Мороз, знавший Перекрёсток не хуже местного, легко лавировал в толпе, словно горожанин, спешащий по своим делам по хорошо знакомому, и оттого неинтересному в своей обыденности, маршруту. Прояви он желание выдать себя за гостя, лишь изредка выбиравшегося сюда, и, по этой причине, крутящего головой по сторонам, то он, несомненно, приметил бы Пошлого, двигавшегося за ним на приличном отдалении.

Уверенно пересекая улицы, ловко уворачиваясь от встречных людей, с некоторыми он даже раскланивался, играя роль старого и прочно забытого знакомого, который рад встрече, ну увы и увы, крайне спешит, Мороз быстро достиг площади, посреди которой возвышалась статуя, поставленная здесь самой Машиной, как напоминание всем приходившим сюда о награде, ждущей терпеливого.

На высоком, круто расширявшемся кверху, постаменте, прозванным местными острословами «грибом», сидел, положив руки на колени, усталый мужчина с опущенной вниз головой. Спиной он опирался о большой сундук с откинутой крышкой, из которого лился поток монет, драгоценных камней и прочего богатства, погребая под собой сваленные грудой мечи, свитки, шлемы и прочее, не менее ценное в этом мире.

Всё это должно было подчеркнуть награду, ждущую терпеливого в конце пути. Об этом же говорила и надпись, являвшаяся одновременно и названием памятника, и напутствием всем, пришедшим на эту площадь.

Надпись гласила: «Терпение», что так же не могло остаться без внимания остряков, называвших весь комплекс не иначе как «терпила на грибе», что конечно, никак не соответствовало первоначальному замыслу.

Кивнув Терпеливому как старому знакомому, Мороз, сохраняя сосредоточенный вид, пересёк площадь быстрым шагом, но, на самом её краю резко замер, и извинившись перед шедшим за ним горожанином за резкую остановку, хлопнул себя по лбу, принимая вид что-то вспомнившего в последний момент человека. Сохраняя всё то же выражение и ожесточённо роясь в карманах, Мороз, принялся проталкиваться к ближайшей стене, рассыпая направо и налево извинения.

Оказавшись на месте и всем своим видом демонстрируя полнейшую растерянность, он, не отлипая от стены, сделал небольшой шажок в сторону. Затем – ещё один, ещё и – раз, проворно юркнул в небольшую щель между зданиями, совершенно скрываясь в тени.