Предлагаемые обстоятельства

Вся Томкина беда была в том, что сама она выросла на редкость правдивой, то есть и когда это было выгодно ей, лгать не могла, и поэтому не представляла, что на это способны другие, особенно культурные люди, каковым по манерам и по слогу представился ей Паша. Кроме того, ей увиделся перст судьбы в том, что Паша ждал тот же поезд, на котором спустя пару дней должна была уехать и она: он оказался родом из соседнего городка.

Почти весь следующий день Томка и Паша провели в скромном, захолустного вида ресторане «Долина», где Паше удалось пленить обслуживающий персонал, который поставлял на столик молодой веселой пары не значившееся в меню шампанское; несмотря на все Пашино очарование, счет оказался чудовищный, но ни Томка, ни Паша не были слабонервными: Томка вывернула свой кошелек наизнанку, тридцать одну копейку добавил Паша, а оставшиеся восемь копеек «Долина» им простила.

Ночью Паша и Томка отбыли на родину. Они ехали в грузовом поезде. Состав гремел, высекая на стыках алмазные звезды, Томка стучала зубами от холода и от страха, что Паша станет посягать на ее честь, но не тут-то было: Паша обогревал ее гекзаметрами и всевозможными баснями. Вечером следующего дня Томка была дома. Паша был представлен маме Полине Петровне как «знакомый», который «собирает какой-то материал», и ему необходимо пару дней погостить у Томки. За эту пару дней Томка прошла с Пашей всю университетскую гуманитарную программу, закончила аспирантуру, защитила кандидатскую, затем докторскую, и на этом ее образование завершилось. Обгоняя друг друга, на бешеной скорости мимо нее пролетали, как вагоны прекрасного поезда, доселе неизвестные ей образы и лица, имена и стихотворные строчки: культурным человеком оказался Паша, начитанным, ничего не скажешь! Словно ветер свистел в Томкиных ушах. Платонов, Тарковский, Сальвадор Дали, Метерлинк, дзен-буддистские мотивы в творчестве Бунина, система Станиславского, шестиугольные снежинки Кеплера, сады под дождем Дебюсси, Бхагаватгита, умная Майтрейи, прекрасная Катэинь, Южин-Сумбатов, Сухово-Кобылин, Зигфрид и Криманхильда, Петр и Феврония, что говорил Заратустра, Шопенгауэр и просто Шопен, Вальтер Скотт и Скотт Фицджеральд, Натали, Варвара Лопухина, Мэри Хемингуэй, фантасмагория Гоголя, мортомания Эдгара По, Апполинер, Четырнадцатая Шостаковича, вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос, а был ли мальчик, человека забыли, до самыя смерти, Марковна, играй же на разрыв аорты, изысканный бродит жираф, я — Мерилин, Мерилин, я — египетская пирамида, я — гений Игорь Северянин, я — Франсуа, чему не рад, я, я, я, — что за странное слово, неужели вон тот — это я?.. То есть не до Томкиной чести было разговорившемуся Паше. Надо было принимать меры. Паша Томке очень и очень нравился, нельзя было его упустить. «Я вижу берег очарованный и очарованную даль», — пел Паша, видя даль и не замечая ничего поблизости: ни Томкиного томления, ни чуть запахнутого халатика, вот-вот готового проболтаться обо всех Томкиных достоинствах, содержащихся до поры до времени в секрете.

Через неделю Паша уехал к себе, между ними с Томкой завязалась бурная переписка, закончившаяся в тот день, когда на пороге Пашиного дома появилась Полина Петровна, ничего не говоря, вся укоризна, и Паша при всей своей близорукости, когда дело касалось реальной жизни, сообразил, что ему предстоит испытать радость отцовства.

Вспышка фотоаппарата: Томка в длинном белом наряде при фате и с животом подписывает свой приговор. И началась ее семейная жизнь, полная всяких чудес... У Томки — токсикоз, лежит пластом, сосет лимончик, на работу все еще не устроилась; у Паши тоже что-то вроде токсикоза, его тошнит от бескультурного маленького городка с его никудышными библиотеками, образованных людей нет, поговорить не с кем. Через трое на четвертые сутки Паша с ружьем в руках сторожит какой-то склад. У Томки ноги отекают, врачи велели пить поменьше, боль в затылке, у Паши все тот же Бодлер, «Ночь в Византии», Габриэль Режан, «Страсти по Матфею», очарованная даль. Нет, не жилец в этом городе Паша, но Томка пока об этом не знает, ей хочется верить в хорошее. Вспышка: Антоша, сынок, голенький в коляске на майском солнышке. Ух ты, мой агугусенька, идет коза рогатая за малыми ребятами, забодаю-забодаю...

Паша ушел от Томки в душный июльский день, когда все тополя разом выгнули свои темно-зеленые, утратившие блеск листья, а на рынке перестали торговать клубникой. Паша и Томка с Антошей в коляске гуляли под провинциальными тополями. Со стороны можно было подумать — славная семья, отец такой рослый, мама симпатичная, сынок в колясочке... От нечего делать они тихо переругивались.