Предлагаемые обстоятельства

— Да, тогда мы поссорились, и, кстати, я была виновата. Мама, мама, мы сами разберемся. Вот видишь, какой он славный! — Геля засмеялась. — Он мне тебя не выдал. Он вовсе не самодовольный, наоборот, все время в себе сомневается, и в том, что из него настоящий врач получится, и во мне. Он тебе просто кажется таким, потому что ты его всегда видишь в вязаном свитере, он Альке важности придает. А ты-то зачем поддалась, Тая? Ты что у него делала? Вступалась за честь сестры? Беда мне с вами обеими. Ты, Тая, еще совсем маленькая девочка

.

Геля повторила те самые слова, которые Тая услышала на прощанье от ее возлюбленного. От этого совпадения Тае стало так радостно, так легко и так наконец все понятно, что она подпрыгнула, щелкнула пальцами возле маминого носа и убежала раздеваться в прихожую.

— Где там вчерашний исключительный и замечательный окорок? — закричала она маме. — Неси-ка сюда этот чудесный тамбовский окорок, я голодна, как сорок тысяч братьев.

Потом мама с Гелей уселись смотреть телевизор, а Тая ушла к себе. В комнате за ее отсутствие был наведен порядок. Теперь мама могла это сделать — Тая была еще с ней. В тот раз, когда она летом уезжала из дома, только мама провожала ее. Гелю затребовала к себе подруга, у которой приболел ребенок, и Тая с мамой поехали на вокзал без нее. Тая рвалась в Москву, родной городок сделался тесен, пуст, не имел больше ни смысла, ни значения, в нем не над кем стало одерживать победы, воздух в нем застоялся, и неживая зелень тополей утратила способность выделять необходимый для Таи озон. Тогда как там, на северо-западе, в двадцати двух часах томительного путешествия, поспешных плацкартных откровений, ночной духоты, некрепкого чая, разворачивалась во всю ширь настоящая жизнь. Захудалая окраина существования, откуда рвалась прочь Тая, была так же отлична от конечного пункта ее путешествия, средоточия бытия, как провинциальная драма от высокой трагедии. Там было все: театры, книги, которых здесь нигде не достать, люди, которых не увидеть на скучных улочках этого города, фантастические возможности, невероятная любовь. Там были лабиринты, здесь прямолинейные улицы с названиями, от которых можно было прийти в отчаянье. Там после занятий они гуляли со Святославом Владимировичем, и она видела, что его узнают, оглядываются им вслед, размышляя, какое чудесное родство связывает знаменитого артиста с безымянной девочкой. Иногда за ними увязывался мальчишка Петров — самый младший и неоперившийся из ребят на их курсе, он избрал Таю предметом обожания, сквозь которое трудно было прорваться им со Святославом Владимировичем, ибо когда они останавливались у переулка, ведущего в общежитие, оба мужчины, пожилой и совсем юный, заложив руки за спину, умолкали и смотрели себе под ноги. «Тебе куда, Петров?» — грубо спрашивал Святослав Владимирович, которому пора было сворачивать направо. «Нам с Таей по пути», — рискуя карьерой, многозначительно отвечал Петров, и Тая, проклиная в душе этого деспота, в мрачном молчании шла с ним до общежития. Прорвать оборону никому не известного Петрова его знаменитому сопернику было трудно, почти невозможно, в самом деле, не лишать же его ролей... И вот Петров вел ее в молчаливом торжестве, водрузив над ней свой черный зонт, не смея, однако, идти с ней слишком близко, а Тая поручала проливному дождю весь свой нерастраченный гнев. Но что Петрову ливень — еще один Таин дар, он, пожалуй, и переодеваться не станет, сушить одежду не будет, он та-ко-ой!..

И вдруг там, где тетка безмятежно торговала под навесом клубникой в ящиках, пропасть разверзлась перед Таей, и она пропадала в ней, не замеченная Петровым, никем, никем, — в хвосте очереди, прижатой к стенке здания, стоял грозный призрак с молоньей в руке, мгновенно достигшей ее сердца...