Читаем Предместья мысли полностью

Когда они отправились креститься в церковь Иоанна Богослова (все на том же Монмартре; церковь, с моей точки зрения замечательную тем, что это была первая в Париже церковь в стиле модерн, первая железобетонная; ее только тогда построили), она (рассказывает Раиса) не чувствовала ничего, не могла вспомнить ни одной причины, которая привела ее сюда, в общем, находилась в состоянии, которое она описывает как абсолютную сухость (une absolue sécheresse; кто читал мистиков, узнает эту лексику). Вновь заключает она сама с собой что-то вроде пари (французская религиозная жизнь после Паскаля состоит, иногда мне кажется, из таких пари, больших или маленьких). Или Крещение дарует ей Веру (прописными буквами она тоже не брезгует), и тогда она будет принадлежать Церкви, целиком и полностью (totalement), или она уйдет отсюда не изменившейся, навеки неверующей. Примерно так же думал и Жак. Случилось, конечно, то, что должно было случиться. Безмерный покой снизошел на нас (пишет Раиса), покой, принесший с собою сокровища Веры (опять с большой буквы). Больше не было вопросов, не было тревоги, не было испытаний – был лишь один огромный ответ Бога. Церковь сдержала свои обещания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая литература. Алексей Макушинский

Один человек
Один человек

Роман «Один человек» — один из первых литературных откликов на пандемию коронавируса. Магическая проза Макушинского приглашает читателя отправиться вместе с рассказчиком на поиски себя, своей юности, первой любви и первой дружбы. Коронавирус становится метафорой конца огромной исторической эпохи. Не потому ли рассказчик обращается к ее началу — к фламандской живописи, где впервые появляется индивидуальный неповторимый человек? Подобно ван Эйку, он создает портрет отдельного, особенного человека. Ритм повествования похож на американские горки, где медленное погружение во внутренний мир героя вдруг сменяется стремительным нарративом, в котором перед читателем проносятся и средневековая Европа, и доперестроечная Москва, и Ярославль, и Кавказ, и оцепеневшая от приближающейся пандемии Бельгия.

Алексей Анатольевич Макушинский

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Сталин: как это было? Феномен XX века
Сталин: как это было? Феномен XX века

Это был выдающийся государственный и политический деятель национального и мирового масштаба, и многие его деяния, совершенные им в первой половине XX столетия, оказывают существенное влияние на мир и в XXI веке. Тем не менее многие его действия следует оценивать как преступные по отношению к обществу и к людям. Практически единолично управляя в течение тридцати лет крупнейшим на планете государством, он последовательно завел Россию и её народ в исторический тупик, выход из которого оплачен и ещё долго будет оплачиваться не поддающимися исчислению человеческими жертвами. Но не менее верно и то, что во многих случаях противоречивое его поведение было вызвано тем, что исторические обстоятельства постоянно ставили его в такие условия, в каких нормальный человек не смог бы выжить ни в политическом, ни в физическом плане. Так как же следует оценивать этот, пожалуй, самый главный феномен XX века — Иосифа Виссарионовича Сталина?

Владимир Дмитриевич Кузнечевский

Публицистика / История / Образование и наука