Предновогодье. Внутренние связи (СИ)

— Генрих Генрихович, я начала писать реферат по символистике, но профессору не сказала, потому что он считает меня тупой. — При этих словах Стопятнадцатый посмотрел укоризненно. — Хочу попробовать свои силы. Сейчас набираю статистику по современным мастерам раритетов.

— Изучаете индивидуалов?

Я кивнула.

— Источников катастрофически мало. Не подскажете, в каком направлении двигаться?

Декан огладил бородку:

— Не так давно, при наведении в кабинете порядка на верхних полках, мне попалась на глаза подборка по интересующему вас вопросу.

Я подскочила:

— Неужели? А можно посмотреть?

— Непременно, Эва Карловна. Завтра и заходите, — пригласил мужчина.

— Обязательно! — Еще чуть-чуть и запрыгаю от радости.

На прощание Стопятнадцатый продекламировал с чувством:

— Особый праздник Новый год вагоны счастья нам везет! Увидимся на вечере, милочка.

Хорошее пожелание. Хочу заграбастать весь состав.

Оставшееся время я распределила по первоочередности задач и сперва отправилась в архив. В помещении приятно пахло.

— С праздником! — поприветствовала начальника. — Пойдете на вечер?

— Нет, — ответил он сиплым голосом. — Некогда.

Что ж, у каждого своя нелюбовь к массовым мероприятиям. Наверное, Штусс решил встретить начало следующего года в кругу семьи, в домашнем уюте и любви близких. При этой мысли в носу у меня засвербело. Может, позвонить отцу и поздравить? — подумала и тут же отбросила самую нелепейшую идею из всех возможных.

Архивариус опять определил для работы стол рядом с растительностью и опять принес стопку приличных на вид карточек. У меня начало складываться впечатление, что он поручал бессмысленную и ненужную работу. Подняв голову, я заметила в густой листве огромный лиловый цветок со щедро опушенными тычинками. Наверное, это он благоухал, источая тонкий сладковатый аромат, наполнивший помещение.

— Что за цветок? — поинтересовалась у начальника. — От него так вкусно пахнет?

— Понятия не имею, — пожал плечами мужчина. — Я не люблю растения.

— Но как? — растерялась я, обводя взглядом пышущее благолепие зелени. — Тогда зачем?

— Мне незачем, — пояснил Штусс. — Наши исследователи выяснили, что в архиве наблюдается природная аномалия, поэтому растениям здесь хорошо. Вот и тащат сюда из кабинетов, что ни попадя. Я давно бы избавился от всей этой мерзости, но не получается. Завалили меня ею.

Я оглядела жертвы неудачного ухода. Действительно, между горшками с великолепными здоровыми растениями ютились коробочки и баночки с чахлыми и дохлыми пеньками. На многих из них пробивались росточки и зеленели молодые листики.

— Кто же поливает хозяйство?

— Василиса Трофимовна приходит по пятницам, — сказал архивариус таким тоном, будто я должна была знать всех Василис в окрестностях института.

— И все-таки у вас отличный живой уголок.

Мужчина, задрав верхнюю губу, подвигал усами:

— Уже смирился. Регулярно пью капли от аллергии. Что поделать, не могу отказать страждущим в просьбах о помощи.

Отработав положенные часы и сдав архивариусу переписанные на сто рядов карточки, я пошла по пустому институту к Альрику, питая слабую надежду, что профессор сбежал начесывать чубчик, и остановилась как вкопанная перед стеклянной лабораторной стеной. Меня озарила светлая идея. Вернее, в моем воображении идея блистала подобно солнцу, а вот архивариусу она бы не понравилась. Хотя какая ему разница — одним растением больше или пятью?

Мне пришло в голову притащить в архив оставшиеся кустики разъедалы из оранжереи. Все равно погибшим растениям нечего терять — всеми листьями и корнями они почти в горшково-кадочном раю.

Большой палец оставил потную отметину, отпечатавшись на электронном устройстве. Огонек засветился зеленым, и я направилась поздравлять Альрика с предстоящим праздником. Несмотря на предновогоднюю лихорадку, профессор оказался на месте и записывал в толстой зеленой тетради.

— Здрасте, — швырнула сумку под стол. А чего церемониться?

Мужчина оторвался от записей и посмотрел на меня.

— Что-то не так? — спросил он. — Страхи? Подозрения? Ночные кошмары?

— Все отлично, — пробурчала я, забираясь на кушетку. — Кстати, с праздником.

Альрик крутанулся на стуле, развернувшись ко мне, и принялся разглядывать, положив локоть на раскрытую тетрадь.

— Рановато поздравляете, Эва Карловна. До вечера… — посмотрел на запястье, — целый час.

— А я заранее.

Язык дерзил откровенно, на грани хамства. Наружу лезла непонятная агрессия, желание крушить, ломать и топтать. Профессор встал, достал из ящика стола перчатки и натянул их.

— Вас что-то беспокоит, — утвердил он.

— Беспокоит, — ответила я с вызовом. — Чем от меня вчера пахло?

— Горьким миндалем, — отозвался мягко мужчина.

— Вот именно, — хмыкнула недовольно, хотя исподволь порадовалась, что не разило сыростью и плесенью на весь кабинет.

— Как обстоит дело с галлюцинациями? Не было рецидива?

— Нет. А хотелось бы продлить ощущения, — заявила с видом вселенского зла. — Я бы весь институт взяла в оборот, зная о чужих желаниях.

Альрик рассмеялся, а потом спросил:

— Вас кто-то обидел?

— Не кто-то, а что-то, — поправила я. — Жизнь.