В третий раз он его поколотил серьёзно и больно. Было за что: забрав последние две пачки сигарет, Эдик куда-то на сутки испарился. Максиму не на что было купить сигарет, он курил «бычки», посылая Эдику немыслимые проклятия.
Эдик вернулся с Ланой, у неё были деньги. Максим больше с Эдиком не церемонился. Легко подмял под себя и его и странную новую «квартирантку».
.
Доехали до места быстро. Водитель остался ждать, а Максим пошёл взять «у сестры паспорт» – привычка врать работала автоматически, даже тогда, когда этого вовсе не требовалось. Озираясь, он прошёл в проезде между гаражами, вышел к «своему» дому и остановился невдалеке. Закурив, огляделся, двор был пустынен. К тайнику он не стал подходить. Волнуясь, обогнул дом, с неожиданно в разнобой застучавшим сердцем, прошёлся по снежной целине в десяти метрах от задней стороны дома, зорко всматриваясь в бетонную отмостку вдоль фундамента дома.
Осмотр поднял ему настроение. Отмостка была засыпана чистым не тронутым снегом, хорошо было видно, что нога человека здесь не ступала. Выступ кирпича в продухе, которым он вчера закрыл отверстие, был хорошо виден, пухлая горка чистого снега на нём согревала сердце.
На мгновенье возникла мысль: может всё же забрать деньги? Но отойдя в сторону, и, нервно закурив очередную сигарету, поразмыслив, он решил, что сегодня он не заберёт деньги, а приедет за ними после того, как приоденется и придумает более надёжный способ их сбережения. Он дал себе ещё один день роздыха, не в силах сейчас решать свои проблемы. Сев в машину, бросил водителю короткое: «Поехали», и закрыл глаза.
«Всё пока идёт хорошо, – успокаивал он себя. – Всё катит как надо», но где-то далеко, в глухих закоулках мозга, уже зрело беспокойство, пока ещё не захватившее его полностью. Но оно уже в нём поселилось и никуда уходить не собиралось. Возможно, оно бы ушло, если бы он забрал деньги из тайника. Впрочем, вряд ли бы он успокоился – наркоманы народ мнительный, его мозг непременно придумал бы для себя какое-нибудь новое, тревожащее нутро беспокойство. Внутри него вызревало смутное и тягостное чувство тупиковости и безысходности пути, всего, что он делает. Уже пришёптывал ему внутренний голос: «При любых обстоятельствах деньги всё равно растают. И опять начнутся «обломы», «ломки», рысканья по холодному городу».
Настроения это не прибавляло, не улучшил настроения и инцидент, который случился, когда водитель не смог сразу выехать. Перед ними, перекрыв выезд, остановился чёрный джип, за рулём которого сидела белокурая девушка. Она включила левый поворотник и, постукивая пальцами по рулю, ожидала, когда машина, в которой сидел Максим, уступит ей дорогу: ей, видимо, нужно было заехать в гараж. Чтобы дать ей проехать, водителю нужно было подать назад, но там была траншея и вынутый экскаватором бугор земли. Сдавать назад девушка, по всему, не собиралась.
Копившееся в Максиме напряжение выстрелило. Со злобным выражением лица он высунул из окна кулак с вытянутым средним пальцем. Девица изменилась в лице. Она резко заехала мощными колёсами на поребрик и проехала, чуть не зацепив «копейку», в которой он сидел.
– Видал шалаву? – обернулся он к водителю. – Отработала в постели у коммерса, права купила, теперь на джипе вышивает. А мы не люди?
– Оборзели, сволочи, ездят, как, короли, – ответил водитель, добавив после некоторого раздумья, – но с такими, друг, лучше не связываться, у них адвокаты, «крыши», хахали-бандиты.
Максим скривился, глянул на него презрительно, думая: «Мудрила бздиловатый». Он закурил и до Апраксина двора больше не проронил ни слова.
Клоков Юрий Петрович
Юрий Петрович Клоков поцеловал внучку, сидевшую в кресле перед телевизором в обнимку с куклой, прошёл на кухню и сказал дочери, мывшей посуду:
– Котик, я, пожалуй, выйду, прогуляюсь. Погода хорошая, есть горячее желание пройтись, да и Жулика пора уже выгулять.
– Папа, стоит ли? Тебе ночью «скорую» вызывали, весь день ты за сердце держался, валидол сосал. Домою посуду и Жулика выгуляю, – обернулась к нему дочь.
– Вот поэтому и нужно пройтись. Залежался я. От ничегонеделания только хуже становится. Дома душно, а мне, что-то дышится тяжело, нужно выйти на воздух, Котик, – улыбнулся Юрий Петрович дочери.
Он был бледен, улыбка получилась вымученной.
– Папа, прошу тебя, не нервничай, пожалуйста, всё будет хорошо. Всё будет хорошо, Бог не оставит Юлечку. Мы выстоим, папочка. Не забудь взять нитроглицерин, оденься теплее и долго не гуляй, – сказала дочь.
Звали дочь Катериной, но в семье с детских её лет прилепилось к ней это ласковое Котик.
– Да, да, конечно, конечно, Котик, – шаркая ногами, Юрий Петрович вышел в прихожую одеваться.
Его пёс, сеттер по кличке Жулик, будто подслушавший его разговор с дочерью уже сидел у входной двери, виляя хвостом, еле слышно, нетерпеливо повизгивая.