Предостережение

— Пожалуйста, я готов. Когда и где? — спросил я. Тот разговор с членами комиссии мне особо запомнился вот почему: меня менее всего расспрашивали про обстоятельства «тбилисского дела», а больше интересовались положением в стране, моим отношением к сепаратизму, оценками по части национальной политики. Помню, был и такой вопрос: как вы относитесь к очернительству нашей истории, к осквернению памятников революционной и боевой славы? И еще: ваше отношение к первичным партийным организациям на заводах, на шахтах? Объясняя, почему задаются такие вопросы, совершенно не относящиеся к «тбилисскому делу», кто-то сказал:

— Егор Кузьмич, пользуясь этой встречей, просто хочется получше узнать вашу политическую позицию как члена Политбюро.

Поскольку членов комиссии было человек двадцать, то и вопросов такого плана мне задали довольно много, беседа . длилась больше часа. Что же касается непосредственно тбилисской истории, то прозвучало только два вопроса:

— Кто вел совещание седьмого апреля?

— Совещание проводил я.

— Совещание протоколировалось?

— Нет, это было рабочее совещание, такие совещания не стенографируются и не протоколируются, таков общепринятый порядок в ЦК.

Вот и все. Правда, министр юстиции В.Ф.Яковлев добавил:

— Надо было бы эти вопросы решать в государственных органах, а не в партийных.

Я с ним согласился:

— Конечно! Но ведь тогда мы все еще жили в условиях партийно-государственного руководства, таковы были реальности.

Весь разговор оставил у меня впечатление спокойного, аналитического подхода к изучению «тбилисского дела». Я почувствовал желание членов комиссии, не нагнетая политических страстей, основательно разобраться в обстоятельствах тбилисской трагедии.

Еще раз хочу повторить, что никаких других вопросов относительно «тбилисского дела» мне не задавали. Я представлял себе, что у членов комиссии будут встречи с другими участниками совещаний в ЦК, и не сомневался: о том, что произошло седьмого апреля в аэропорту «Внуково-2», расскажут те, кого эти события касались непосредственно. А произошло вот что.

Церемония встречи Генерального секретаря ЦК КПСС после его возвращения из зарубежной поездки несколько отличается от проводов. Как-то само собой сложилась такая практика: встретив Генерального, все члены Политбюро и секретари ЦК собирались или в вестибюле, или в одной из комнат правительственного аэропорта «Внуково-2», чтобы узнать мнение Горбачева о переговорах на высшем уровне, а также для того, чтобы сразу, как говорится, с первых шагов, по родной земле ввести его в курс текущих дел. Думаю, это правильная, разумная практика, и она соблюдалась неизменно. Нередко на это уходило один-два часа.

И на сей раз, как обычно, Горбачев в общем плане рассказал о поездке, о своих переговорах с Тэтчер, а затем перешел к нашим проблемам:

— Ну что у нас? Как дела?

Мы заранее договорились с Чебриковым, что он сообщит в аэропорту о происходящем в Грузии, о нашем совещании. В конце концов дело сделано, рекомендации выработаны — это главное. А кто будет о них докладывать Генеральному секретарю — какая разница?

Не вдаваясь здесь в детали, скажу, что на заседаниях Политбюро, Секретариата ЦК, да и во всех конкретных делах я вел себя активно, высказывал свою точку зрения, порой отличавшуюся от позиции Горбачева, других товарищей. Ну да это особая тема… Но факт в том, что весной 1989 года я старался без крайней нужды не «совать нос» в те дела, которые не касались аграрной сферы, хотя это не всегда получалось. Жизнь ставила такие огромные вопросы, как положение в стране и в партии, в Восточной Европе, и тут я, разумеется, не имел права отмалчиваться. И не отмалчивался.

Однако, думаю, понятно, почему мы сошлись с Чебриковым во мнении, что именно ему надо сделать информацию в аэропорту.

— В Тбилиси очень сложная обстановка, — начал Виктор Михайлович. И, рассказав вкратце о создавшемся положении, добавил: — Патиашвили настойчиво просит у центра помощи. Мы собрались, Егор Кузьмич вел совещание. Обсудили возможные варианты действий. Хотелось бы доложить вам выработанные рекомендации.

— Пожалуйста…

Виктор Михайлович изложил выводы рабочего совещания, и Горбачев поддержал их сразу, решительно:

— Правильно!

Затем началось обсуждение дополнительных мер, в котором приняли участие Рыжков, Шеварднадзе, Яковлев, Язов, Медведев, другие члены политического и государственного руководства, ведь Политбюро и Секретариат собрались в полном составе, как всегда бывает при встречах Генерального секретаря, прибывающего из зарубежной поездки. Помню, по ходу разговора Медведев сказал:

— Поступила шифрограмма из Тбилиси, но я с ней еще не успел познакомиться…

В итоге все сошлись на том, что рекомендации разработаны разумные, они носят профилактический характер и дают время для того, чтобы широко использовать политические методы. Что касается дополнительных предложений, то, подытоживая обмен мнениями, Горбачев сказал: