Предостережение

В значительной мере лишившись государственной поддержки, театры, музеи, музыкальные коллективы уповают теперь на спонсоров — отечественных и зарубежных.

Слов нет. На Западе отдельные выдающиеся артисты, художники, музыканты материально обеспечены лучше, чем у нас. Но если взять сферу культуры в целом, то на Западе всегда сильно завидовали большим советским государственным дотациям, прочности жизненного и творческого положения наших деятелей культуры.

Наши деятели культуры, и это не упрек, привыкли опираться на поддержку государства и слабо представляют себе те жесточайшие рыночные условия, в каких приходится творить их западным коллегам. И что бы ни говорили, какие бы примеры ущемлений и зажима творчества ни приводили, я убежден, что щедрая государственная поддержка очень благотворна для развития истинного искусства. Потому-то после апреля-85 КПСС и взяла такой курс: от былых зажимов, запретов и ущемлений освободиться, избавиться, а материальную поддержку культуры усилить. Разве это был плохой курс?

И ведь это были не слова, не призывы, не благие обещания. Реальность этого курса деятели культуры на деле ощутили в 1985-1986 годах.

Но к чему же пришли теперь, опорочив КПСС, развалив социалистическое государство? К неистовой коммерциализации культуры, где верх безусловно берут низкопробность, художническая невзыскательность и где истинное искусство вынуждено пребывать в нищете, каждодневно взывая к благотворительности. И вот «Виртуозы Москвы» уже перебрались на временное место жительства за границу… Кто следующий? Не приведет ли создавшаяся ситуация к невосполнимой утечке отечественных талантов и, как следствие, к обнищанию духа? И как ни бился большой патриот министр культуры, известный актер Н.Н.Губенко, положение не менялось.

Нет, не к этому мы стремились в первые годы перестройки. И не к этому КПСС вела дело. Те горькие плоды, какие пожинает сегодня наша великая, но бесхозная, поистине нищающая культура, — это результат политического авантюризма демократов, присвоивших себе право решать судьбы страны. Конечно, жаль, что среди них оказались и некоторые деятели искусства, по сути дела подрывающие корни нашего могучего дерева культуры.

Почти каждый день приходится читать в газетах о том, что все более и более бедствует культура. Зато почти не слышно об улучшениях. Возникла ситуация, при которой художественной интеллигенции просто некуда обратиться за помощью.

Опять-таки в первые годы перестройки было иначе: обращались в ЦК КПСС, и там помогали. Это знают, об этом помнят.

В 1987 году, например, пришел Игорь Александрович Моисеев. У знаменитого танцевального коллектива по сути не было репетиционных помещений, и Моисеев просил полностью предоставить в его распоряжение зал имени Чайковского на площади Маяковского в Москве. Помнится, мы вели деловой, обстоятельный разговор в зале заседаний Секретариата ЦК, и Моисеев, видимо, желая придать моим мыслям определенное направление, рассказал шутливый случай из своих весьма богатых отношений с высоким начальством.

Он пришел к Председателю Совета Министров СССР Булганину с просьбой снизить пенсионный возраст артистов балета. Выслушав Моисеева, Николай Александрович спросил:

— А до каких лет может танцевать на сцене балерина? До сорока, до пятидесяти может? Моисеев ответил:

— Может и до шестидесяти. Но смотреть на такой танец уже трудно.

Мы вместе посмеялись над поучительным случаем. Потом Моисеев еще много рассказывал о тонкостях балетной жизни.

А вопрос, который поставил Игорь Александрович, помогли решить: его коллективу были улучшены условия для работы.

Неоднократно обращался ко мне и художник Илья Глазунов. По его предложению мы помогли создать Российскую академию живописи, было принято решение Совмина СССР передать для нее здание на улице Кирова, где когда-то размещались знаменитые художественные курсы ВХУТЕМАС. Но постановление-то вышло, а различные организации, заселявшие дом, никак не хотели его освободить. Глазунов воевал, воевал с ними — безрезультатно. И снова обратился: помогите!

Ну что делать? Конечно, это не забота секретаря ЦК, члена Политбюро, как говорится, «самолично» выкуривать с насиженных мест вцепившиеся в центр Москвы конторы. Однако искусство требует жертв. Вдобавок дело осложнялось тем, что в здании, которое было памятником архитектуры и где уже когда-то работали художники, обосновались подразделения сразу трех союзных министерств — в одиночку Глазунову, разумеется, с ними никак не удалось бы совладать.

Короче, пришлось поехать самому и действовать по моему испытанному принципу: бить в одну точку, словно отбойный молоток. Для верности дела пригласил тех министров, чьи работники продолжали «оккупировать» здание, уже принадлежавшее Академии живописи. Разговор внешне был шутливым, со смехом и юмором:

— Дорогу искусству! Выезжайте!