Председатель (СИ)

В феврале по всем воюющим странам Европы прокатились антивоенные стачки и демонстрации. А в России съезд шел за съездом и состоялся, наконец, первый всероссийский съезд Советов. В Москве, на чем настаивал отец, упирая на то, что сюда гораздо удобнее добираться, да и с продовольствием в городе получше, чем в Питере. Больше тысячи делегатов, из них восемь с лишним сотен от Союза Труда, полсотни кадетов и беспартийные.

От Временного правительства выступать отрядили Керенского, произнесшего экспрессивную речь. Впрочем, о чем она была, Митя не смог бы вспомнить и через полчаса — слишком витиевато, слишком пафосно. Да и обязанностей по охране здания Большого театра, порученной симоновцам, никто с него не снимал. Но съезд внимательно выслушал Александра Федоровича и громко похлопал.

И даже принял резолюцию “О войне”, с объяснением, почему необходимо защищать революцию от германцев. А потом занялся более насущными делами — унификацией уже созданных Советов и созданием школ подготовки специалистов для Советов.

— Да ну, что это за подготовка такая, три месяца? — вопрошал Митя у заехавшего в гости Муравского.

— Три месяца лучше, чем ничего. Начнем устраиваться понемногу, там и другие школы откроем, на полгода, год.

— Стратегия малых дел?

— Что-то вроде.

— Дядя Коля, а что с Керенским случилось? Он же вроде в Союзе Труда был?

— Головокружение от успехов, Митя. Сказал речь, сорвал овацию, понравилось. Еще сказал — фурор, еще больше понравилось. Любимец публики, лучший оратор Петрограда. И пошло, революционная фраза и лишь бы на гребне себя чувствовать. Депутат-нарцисс. А я — депутат-балбес, потому что вовремя не разглядел.

***

— Митяй, привет! — прогудел от двери Терентий. — Как сам, домашние волнуются?

— Да в порядке все, — улыбнулся Митя.

Жекулин был на редкость живописен — в кожаных брюках и куртке, в вороте которой виднелась тельняшка, в кожаном шлеме с очками-консервами на лбу и с висящей поперек груди деревянной кобурой маузера. Возле его ног как всегда с мрявом вились неведомо откуда бравшиеся коты.

— Чего это они?

— Да черт его знает, сапоги новые, может, где с валерианой лежали, вот они на запах… Да черт с ними, собирай своих мячебойцев, поехали.

— Куда?

— Анархистов выселять и разоружать.

— Так они же наши?

— Диких анархистов, давай, не телись.

Бывший матрос исполнил свою мечту — обзавелся броневиком и теперь гордо именовал подвижные силы милиции “автобронеотрядом”. Но, как говорится, по Сеньке и шапка, единственную бронесилу отправили на такое дело — анархисты заняли несколько особняков и, похоже, совсем не собирались на этом останавливаться. Собственно анархистов там было раз-два, остальные набежали на призывы о социальной близости, вольготно и весело пожить среди мягкой мебели, ковров и хрусталя. Ну и пострелять в картины, например. А уж как там пили… Вот чтобы пресечь это в корне, Моссовет и отрядил Жекулина, выделив ему в помощь Митю с футболистами.

В Трехсвятительском милиционеры горохом посыпались из кузовов АМО, а из броневика выбрался Жекулин — теперь стало ясно, зачем он носил шлем с кожаными валиками.

— Граждане анархисты! — рявкнул Терентий, картинно поправляя маузер. — Моссовет постановил очистить особняк! Я вам даю пять минут, одна это уже сейчас!

— А если нет? — раздалось из дома.

— Будете потом иметь дырку в боку, для посвистеть.

Подъезды к особняку перекрыли несколько легковых АМО с мадсенами, на двух из них подняли защитные щитки. За спиной Терентия скрипнула башня броневика и рыло “максима” уставилось на окна первого этажа.

Из дома вышла группа из трех человек и направилась к Жекулину. Юноша бледного вида в очках, парень во флотской форме, а в третьем Митя узнал вихрастого парня из хитрованцев.

— Мы совершенно не понимаем, — начал очкастый, — причин такого резкого обращения со нами. Мы такие же революционеры и выступаем с прикладной инициативой ультрапарадоксального отказа.

Вихрастый, углядев Митю, засмущался и встал позади.

— Мы собираем здесь социально близких товарищей для перевоспитания и думаем…

— Думаете? — спросил с высоты своего гренадерского роста Терентий. — Думать это хорошо, думать надо наперед, а то однажды думалку отобьют и бескозырку носить негде. Верно, братишка?

Морячок, в которого Жекулин для верности ткнул твердым, как поручень броневика, пальцем, пошатнулся и потерянно кивнул.

— Вот и я говорю. Ваши “товарищи” — те же преступники, а потому социально близкими настоящим анархистам быть не могут.

Откровение это аж подбросило юношу в очках и он возмущенно возопил:

— Почему это???

— Да потому, что в банде всегда есть власть. То же государство, но в миниатюре, понял? А раз понял, командуй своим на выход, пять минут истекли.

Глава 4

Зима-весна 1917