Он выпивает подряд два стакана чая крепости чифиря, потом начинает собираться. «Дело Тихонькина, – размышляет он, запирая ящики, – перестало быть моим делом. Здесь речь идет о репутации защиты вообще. Перед широкой общественностью. За истекшие месяцы чересчур много пузырей поднялось на поверхность от этого процесса. Значит, остается одно: подвергнуть сомнению каждую деталь. Каждую. Все – перепроверить. Как будто только что, впервые узнал об этом преступлении».
Он набирает номер консультации… Наконец-то. Томный голосок Клавочки протяжно информирует об обстановке. Ждут два новых клиента.
– Предлагала других, Родион Николаевич, не соглашаются. Вас хотят. У Прохорова решается вопрос, состоится ли президиум коллегии. Такая скука без вас, – неожиданно вздыхает Клавочка. – Приходите скорей.
– Кассетный магнитофон заведите, – смеется Родион в трубку. – Кнопку нажал – ансамбль «Веселые ребята», в другой раз нажал – Шаляпин. А главное – поменьше курите. Цвет лица портится. Он у вас удивительный…
– Я серьезно… – обижается Клава. – Да не забудьте насчет президиума. Перезвоните.
– Угу, – мычит Родион.
Положив трубку, он берет со стола другое письмо, торопливо вскрывает, смотрит на подпись: Рябинина.
«Уважаемый адвокат Р. Н. Сбруев, – выведено ровным, спокойным почерком. – Хотя я и потерпевшая мать, но обращаюсь с просьбой. Помогите смягчить приговор Михаилу Тихонькину. После гибели сына Толи ничего у меня не осталось. И все же я прошу о Михаиле. Все мы в кино сидели, сами все видели. Может, причина в пьянке и мордобоях, что на нашей улице творились? Виновных здесь полон рот. Моего сына мне не вернуть. А мать Михаила, калека и инвалид, может, хоть доживет до его возвращения.
С уважением
Так-то вот. Покажи письмо деятелям из 7-й школы – не поверят. Скажут: подучили. Конечно, разговор с Васеной Николаевной Тихонькиной был. Это по письму видно. Но разве подучишь мать, потерявшую сына?
Он откладывает письмо, достает из стола «Обвинительное заключение» по делу Тихонькина, запихивает его в портфель. «В прокуратуру, к следователю Вяткину», – решает он окончательно. Быстро непослушными пальцами набирает номер консультации.
Ага… Значит, президиум коллегии в два? Так он и думал. Родион одевается и спешит на улицу.
Юридическая консультация в центре, в здании Торговой палаты. Если идти по Чернышевского, потом по Куйбышева – не больше двадцати минут.
Асфальт почти просох, в редких трещинах блестят под солнцем стебельки увядающей зелени. Хорошо! Родион идет стремительно, висок и плечо ощущают тепло уходящей осени. А давно ли ему казалось, что ясный солнечный день не располагает к преступлению, к обнажению темных сторон в человеке, что солнце пробуждает лишь доброе, светлое? Увы! Люди калечат жизни друг друга иногда и посреди цветущих гор и садов, на просторах летних пляжей, в тихом море или на реке под щебет птиц…
С Толей Рябининым все случилось в начале февраля.
Шумели деревья в Измайловском парке и трескался под ногами наст, когда они догоняли его. А рядом выгибался овражек.
Сейчас Родиону отчетливо представился Рябинин. Высоченный детина, сто девяносто два сантиметра, и то, как он изогнулся под ударами ножа – одним, другим, – как затем без единого крика, скрючившись, добежал до подъезда чужого дома (только бы не увидела мать!) и здесь, на темной лестнице, рухнул навзничь.
Где-то позади, остановившись, переговариваются преследователи со штакетниками в руках. Они, остывая, решают, бежать ли дальше, а Толе остается жить полтора часа.
Лишь на следующий день избивавшие узнают, что тот длинный парень, которого они, забавляясь, преследовали, умер.
Двоих застали в школе за партами, один нес картошку из магазина, а трое, и среди них убийца или убийцы, мирно сидели в подъезде с девочками и ели мороженое. Они даже не взглянули на милиционера и дворника, как будто к ним это не могло иметь никакого отношения. «В драке вчера вы участвовали?» – спросил милиционер. «Ну…» «Идемте», – сказал милиционер, удостоверившись, что имена и фамилии совпали. «Подумаешь, – пробурчал черный парень по фамилии Тихонькин. – Он ведь давно удрал». «С кем этого не бывает», – миролюбиво заметил высокий со светлыми спутанными волосами, в стеганой черной куртке. «Его убили», – сказал милиционер. «Кто???» – «Да вы же и убили». Побледневшие лица, переглядка. «Он еще вчера вечером умер, – сказал милиционер. – Ну пошли, пошли, потом будем разбираться…»
Родион замедляет шаг, охваченный реальностью воображаемого.