– Милый, ну что неясного? Рахманинов пойман с поличным в момент, когда он катался на угнанной машине.
Родион машинально включает телевизор. На экран медленно выплывает группа футболистов, толпящихся у ворот. Склонившись над мячом, размахивает руками судья, напротив него также размахивает руками капитан команды.
– Выруби звук, – советует Олег, – и так все уяснишь.
– Ты пойми, – говорит Родион, подчиняясь, – даже самым толковым двоим людям в одном и том же происшествии видится порой прямо противоположное. Для этого человечество и изобрело обвинение и защиту. Как же ты судишь, выслушав только одну сторону?
Он все еще смотрит на экран, потом вскакивает, прохаживается по комнате.
– Ну хорошо. – Он смотрит на часы. – Давай, у меня еще час с лишним в запасе. В чем именно сомневается Шестопал?
Олег сам не готов еще к прямому разговору. Ему вдруг отчетливо представляется, как он придет в зал на этот процесс, а Ирина будет рассказывать суду о соседях, разговоре с Рахманиновым ночью у гаража, описывать утреннюю картину, которую там застала.
– У нее создается впечатление, что в этой истории много предвзятости…
– Читал ее показания, – нетерпеливо обрывает Родион, – ну и что? Что ее смущает?
– Да подожди ты, – не выдерживает Олег, – ты хорошенько вникни в ее опасения. Они стоят того.
Он подходит к телевизору, выключает его.
– Прежде всего ее смущает, – Олег медленно возвратился на свое место, – что Рахманинов, пренебрегая прекрасной возможностью остаться незамеченным, сам окликнул ее. Для чего нужны человеку, уже задумавшему преступление, свидетели? Значит, Рахманинов не задумывал угона? А что потом произошло между ним и Мурадовым? Этого же никто не знает. Очевидцев нет.
– Если б мы рассчитывали только на них, – усмехается Родион, – раскрывалось бы очень мало преступлений. Допускаешь же ты, что существуют средства, научно обосновывающие виновность обвиняемого?
– Да, да, конечно, – отмахивается Олег. – Но разве в данном случае не могла быть просто ссора?
– Ну и что? Конечно, была. Но результат ее не драка, а, в сущности, избиение.
– Почему?
– Потому что драка – это когда люди бьют друг друга, а избиение – когда бьют одного. Или бьет один. Улавливаешь разницу?
– А если первый удар – ответ на что-то? Трудно предположить, что человек, до этого не грешивший рукоприкладством, кинется без всякой причины избивать другого.
– Допустим, ты прав на сто процентов, – Родион подходит совсем близко к Олегу, – но обвинение справедливо говорит о зверском избиении, когда жертва не сопротивлялась, без попытки впоследствии оказать помощь пострадавшему. Все это имеет определенную юридическую квалификацию, и никуда от этого не денешься.
– Мне кажется, что ты не вник достаточно глубоко в непосредственный повод к избиению. Не думаешь же ты, что все действительно из-за машины?
– Ладно, – сдается Родион. – Если ты настаиваешь… Поехали, – подбегает он к вешалке, – одевайся!
– Это еще зачем?
– Дома у меня выписки из дела и копия обвинительного заключения. Основные показания Рахманинова в нем приведены. Посмотрим их вместе.
«Да, этого у него не отнимешь, – усмехается про себя Олег. – Хватка бульдожья».
Когда они подходят к дому Родиона, начинает темнеть. В сумерках нереальными кажутся полуколонны, пилястры, пористый камень старой кладки. А комнаты Родиона с лепными потолками, полукруглыми венецианскими окнами заливает теплый желтый свет. Прочная многовековость мебели, старинных канделябров, небольшой секретер с выдвигающимся баром, в узкой высокой голубой вазе цветы.
– Раздевайся, – торопит Родион.
Он идет к секретеру, вынимает папку с записями.
– Вот, – тычет пальцем в какую-то строчку. – Слушай и вникай с ходу.
Олег еще не приспособлен к такому напору – видно, здорово он отвык от городского темпа.
– «Рос я в семье, – читает Родион, – где меня с детства очень баловали…» Да, забыл предупредить, – перебивает он себя. – Раньше Никита подбрасывал следствию разные версии то о женщине, которая может засвидетельствовать его ночное алиби, то о некоем Бруннаре, который якобы, избив Мурадова, скрылся. Бруннар-де ждал Рахманинова за углом и подоспел на защиту в момент, когда началась ссора. Впоследствии действительно на шли человека с этим именем и данными. Рахманинов был знаком с ним еще в армии. Там же Бруннар угодил в тюрьму. Расчет был точен – времени на поиски Бруннара ушло много. Когда и эта версия оказалась ложной, Рахманинов признался. И знаешь, как всякий неврастеник, он уж коли заговорил, то наизнанку вывернулся. Нате, мол, глядите, каков я, как ловко я вас путал, а захотел – перестал петлять. Теперь он распасовывает новый вариант: мне все безразлично, делайте что хотите.
Родион гасит люстру, включает бра, торопливо закуривает.