Предсказание на меди

– Ладно, с этим понятно, – прервал его Петр Козьмич, – с кабатчика мы отдельно спросим. Ты мне другое расскажи. А как ты в кабаке оказался? Что за радость у тебя была, что ты последнее пропивал? По порядку мне расскажи, все с самого начала. Тут важно понять, почему тебе эти монеты положили. Если ты случайным человеком оказался, а монеты положили, чтобы на тебя подозрение навести, это одно, а если тебя специально под тюрьму подводили, то это из мести, или обиды, или, может, знаешь ты что-то лишнее или видел, вот тебя и устраняют. Нужно бы нам этот клубочек размотать, тогда и дело раскроем, – пояснил свои вопросы офицер. – Только, вот, – продолжил он задумчиво, – я в первую версию не особенно верю. Сам посуди, – рассуждал он вслух, – делали они монеты фальшивые, никто их за руку не поймал, под подозрением не ходят, а тут сами взяли и показали, что фальшивые монеты отменного качества кто-то делает. Это ж, наоборот, все теперь начеку должны быть. А может, знают они о тайном расследовании, тогда другое дело, – он задумчиво замолчал.

Егор тоже молчал. Такие далекие мысли в голову ему не приходили, хотя уже несколько дней в дороге он только и делал, что думал, как эти монеты у него оказались? Что их подкинули, он и так знал. На кабатчика, конечно, больше всех других грешил, но еще знал, что ночью в кабак любой другой войти мог. Кабатчик, если оставлял кого на ночь, сам спал на раскладной кровати за прилавком. Что творится в зале, кто входит и выходит, мог и не видеть. Так мыслил Егор, а вот вопрос: почему именно ему, а никому другому, и вообще, зачем это кому-то понадобилось, – его как-то не беспокоили. А офицер-то правильный вопрос задает…

– Ну, – прервал его размышления Фролов, – рассказывай по порядку: как день провел, с кем встречался, с какой радости пил и почему один? Не спеши, все подробно вспомни и расскажи. Времени у нас – навалом, – он виновато улыбнулся.

– Ох, – невесело усмехнулся Егор, – даже и не знаю, с чего начинать, я ведь рассказчик не очень хороший.

– Ты начни, а я, если что не пойму, дополнительно спрошу, – ободрил Фролов.

– Ну, хорошо, тогда с начала… – он глубоко вздохнул, чуть помедлил, собираясь с мыслями и начал говорить. – Я в Сузун приехал не на базар, а на отработку. Я же возчиком, как помнишь, наш с отцом заводской оброк отрабатываю. Отец-то у меня уже старый, сам не может, только тягло с него никто не сымает, вот я за двоих и тяну. Стараюсь, значит, весной, чтобы пораньше начать, да к севу закончить свою половину, потом к себе на поле: отсеемся, опять на завод, отцову долю отрабатывать. Вот, значит… в этом году мне приказчик наш Малышевский и говорит, есть возможность в зиму начать, есть большая надобность в возчиках на заводе: поезжай, дело выгодное… Я и рад… Мы вроде с мужиками, которые тоже рано начать хотят, собрались вместе выехать, да тут мой шурин как раз проездом пожаловал. Он говорит: медвежью берлогу случайно рядом со своей деревней разведал. Сам-то он трусоват на медведя идти. Тебе, говорит, покажу место… Я ведь медведя, почитай, всю зиму искал, добыть хотел… Да никак не мог найти, мало их стало в наших местах… Я собрался…

– Ты медведя в одиночку хотел добыть? – прервал его Фролов из чистого любопытства.

– Одному, конечно, трудновато, вдвоем сподручнее, но шурин – не охотник, а кого другого, чтоб надежный мужик был, в тех местах я не знаю… Значит, один…

– А зачем тебе медведь? – вновь полюбопытствовал Фролов, хотя понимал, что к истории с монетами медведь никакого отношения не имеет, но как раз в этом ошибся.

– Да это давняя история. Мне шкура нужна была на шубу, чтобы отцовый долг закрыть.

– Это как? – вновь не выдержал Фролов.

– Отец мой ведь не крестьянином был, казаком… Служил он в Чаусском ведомстве при разных острогах и делах… Когда заводы стали в Алтае заводить, казаков начали верстать в приписные крестьяне. Вот и он под это попал.

– Так это когда же? – изумился Фролов, понимая, что Егор рассказывает историю минимум тридцатилетней, если не сорокалетней давности.