Предсуществование

Штурмовые отряды заходили в город, чтобы выдавить оттуда врага. Но это оказалось не так просто сделать. Там засели ублюдки из 150-го нацбатальона, который, наряду со многими, подобными ему, славился своей жестокостью.

Ещё один город-призрак с полуистлевшими скелетами многоэтажек, навевал уныние. Там уже почти никто не жил, и, тем не менее, за него шли кровопролитные бои. На миг я словно воспарила ввысь и увидела его с высоты птичьего полёта. Передо мной простёрлась красно-бурая безжизненная земля и застывший труп города на ней. То, что сделали с некогда цветущим краем нацистские ублюдки, не подлежало прощению.

За несколько лет противником была создана сеть подземных коммуникаций и складов, хорошо защищённых от авиаударов. Нацисты, будто крысы, ползали в подземельях, встретиться со своим врагом лицом к лицу у них не хватало духу. Они горазды были только предавать, бить исподтишка, в спину, и позорно бежать с поля боя. Работало много снайперов, что усложняло зачистку.

Внезапно я оказалась в самом эпицентре сражения. Наша артиллерия накрыла позицию врага, но огонь продолжался. Среди дыма, огня и хаоса невозможно было понять, откуда стреляют.

Истребители с сумасшедшим воем, нагнетающим леденящий кровь ужас, промчались над головами. Послышалось два взрыва, после которых наконец-то наступила тишина.

Слава с несколькими сослуживцами шагнул вперёд, в клубы едкого тумана, состоящего из пыли и микрочастиц человеческой крови. Крупная группа нацистов продолжала скрываться в подземных помещениях завода, куда не могла достать ни артиллерия, ни авиабомбы, лишь человеческое существо, охваченное справедливой местью и чувством долга.

Я слышала будто сквозь вату, звуки выстрелов и крики. Я затыкала уши, но звуки всё равно проникали в мою голову сквозь кости черепа. Я упала на истерзанную землю и видела вход в преисподнюю сквозь кровавую пелену. Возможно, у меня была лёгкая контузия, хотя я не понимала, как её мог ощущать бесплотный дух, которым я на время стала.

Контузия, наверное, была самым страшным ранением, которое можно получить на войне. Ведь после её самых тяжёлых форм человек превращался в овощ и терял рассудок. Можно было потерять руку, ногу, зрение, слух, но при этом остаться здравомыслящим человеком, способным и дальше работать, чего-то достигать, двигаться к своей цели, пусть и с некоторыми ограничениями. Потеря же рассудка означала конец всему. Умственно неполноценный человек становился непригоден для социальной жизни. Мне рассказывали о случаях тяжёлой контузии, после которой люди больше не могли собрать свои мысли, попросту не могли думать, сосредотачивать внимание, общаться. Я вздрогнула, представив себе эти ужасы.

Входом в преисподнюю являлась тяжёлая двухстворчатая железная дверь, ведущая в складские помещения завода, находящиеся на минусовых этажах. Наши бойцы вырезали из неё кусок, чтобы можно было проникнуть внутрь. Их встретил огонь, но к счастью, никто не пострадал: сказывался высокий профессионализм и значительный боевой опыт Славиных сослуживцев.

Время для меня растянулось на вечность. Я ждала, когда вернётся мой друг, и, не дождавшись, шагнула за ним следом. В ту же минуту выключилось красноватое аварийное освещение. Меня окутала липкая, пропахшая кровью, мгла. Несколько мгновений я шарила руками по стенам, абсолютно ослепнув в темноте, а затем, когда силуэты коридора начали проступать передо мною, медленно пошла вперёд. Я двигалась к средоточию какого-то ада, который пугал меня, хотя, что ещё, после соприкосновения с миром Посмертия, могло испугать? Всё будто происходило наяву. Я не знала, что ждало меня впереди. Слышала лишь отдалённые отголоски перестрелки, чьи-то вопли, грохот, стуки и… скрежет. Невыносимый, выворачивающий душу наизнанку скрежет, будто кто-то пытался ободрать краску с труб. Я представила себе невидимого врага либо, наоборот, союзника, который в приступе бессильного отчаяния, находясь на грани смерти, царапал на металле одному ему известные слова. Может, это были последние слова любви самым близким людям, либо проклятья тому, от руки кого он пал, или просто предостережение… предостережение от подобной участи.

Эвклидис, Бог Смерти, однажды сказал мне, что если войну можно избежать, то нужно попытаться избежать её любым путём, ведь в ней нет ничего хорошего. Война калечит миллионы судеб. Но эту войну мы избежать не могли, ведь на кону оказалось существование и безопасность нашей Родины.

Звуки становились громче. Я будто против воли передвигала ногами, делая шаги, приближавшие меня к чему-то, чего я не хотела видеть.