Предтеча

Мракобесие всегда было характерно для наших предков. Наверное, это не столько влияние язычества, сколько наследие Византии. Оно отличалось большой дикостью. Вот что писал об этом Забелин: “Тайная, скрытая, подземная вражда и ненависть к победившему самовластью, которое, к тому же, не переставало оскорблять, унижать и всячески изводить противную себе среду, – эта-то вражда и поднимала всевозможные ковы на государя. Она зорко следила за каждым шагом самовластителя, за каждым мелочным происшествием его домашней жизни, за каждым событием в его семействе. Собирался ли государь жениться, она портила его невесту и отнимала у него любимую женщину; она портила его супругу, его детей. Разводился ли государь с женою по случаю неплодия и женился на другой, она распространяла слух, что оставленная неплодная царица разрешалась от бремени наследником. Умирал ли у государя сын, она распространяла слух, что он жив и удален от царства лишь кознями близких к государю людей. В еству и питье, в платье и во всякую обиходную вещь она клала или всегда была готова положить лихое зелье и коренье, и на смерть, и на потворство, или прилюбленье, что равно было опасно. Конечно, по большой части, такие обстоятельства являлись одними только сплетнями, которыми обыкновенно боролись между собою мелкие самовластцы из боярства, низвергая ими друг друга с высоты государских милостей; но бывали и настоящие дела. Нельзя было верить никому. Необходимо было беречься от людей всякими мерами”. [8] С целью «избежания напастей всякого нравственного зла» [8] требовалось связать окружавших государя людей, скрепить нравственной ответственностью и «святою присягою, крестным целованьем» [8] с помощью крестоцеловальных записей. Известно, что при великом князе Иване Васильевиче (Иване III35

), во время его домашней смуты с сыном Василием36

о наследии престола, даже его супруга, гречанка Софья37

, прибегала к ворожбе; и к ней приходили «бабы с зелием» [8], отчего и с нею, с своею женою, государь должен был жить “в бережении”. [8] Московские цари, чего уж говорить о простом народе, были вынуждены жить в страхе и постоянной борьбе в своём доме. Московские цари, чего уж говорить о простом народе, были вынуждены жить в страхе и постоянной борьбе в своём доме. Несмотря на всё своё могущество, у них не хватало силы справиться с силой слабого. Отсюда и их жестокость, и необходимость первому нападать на врага, тем более что человеческая жизнь не стоила ровным счётом ничего. Забелин привёл такой пример: «Когда, при царе Алексее Михайловиче⁸

, сын Ордына-Нащокина бежал тайно за границу, то самый гуманный из древних наших царей, посылал к несчастному отцу подьячего с таким наказом: «Афонасью говорить, чтоб он об отъезде сына своего не печалился и в той печали его утешать всячески и великого государя милостью обнадеживать… о сыне своем промышлял бы всячески, чтоб его, поймав, привести к нему; за это сулить и давать 5, 6 и 10 тысяч рублей: а если его таким образом промышлять нельзя, и если Афонасью надобно, то сына его извести бы там, потому что он от великого государя к отцу отпущен был со многими указами о делах и с ведомостями. О небытии его на свете говорить не прежде, как выслушавши отцовские речи, и говорить, примерившись к ним. Сказать Афонасью; вспомни, что больше этой беды вперед уже не будет; больше этой беды на свете небывает.» [8] Одной из самых больших опасностей для государей была возможность их отравления, поскольку волшебство, в понимании предков – умных и практичных, понимающих безвредность ведовства в большинстве случаев, не отделялось от лиходейства, но невозможность отличить вредное от безвредного, принуждало предков преследовать любой признак ведовства.

Впрочем, противостояние между власть предержащими и окружением было и будет всегда. Только в Средневековье оно отличалось большей дикостью.