Предупреждение Эмблера

— Потом? Ну, потом... потом наступит ваша очередь. Сначала сдам их, потом сдам вас. А уже потом вернусь в офис, затачивать карандаши № 2.

— Вы говорите мне, что в конце концов собираетесь сдать меня? Вывести меня из дела? Почему вы мне об этом рассказываете?

— Потому что это правда. Понимаете ли, вы представляете все, что мне отвратительно.

— Лесть ничего вам не даст.

— Дело в том, что такие, как вы, подобны заразе. Вы — ковбой. Вас используют другие ковбои, люди, не считающиеся с законами и установлениями, люди, которые каждый раз выбирают кратчайший путь. Но это еще не все. Я знаю, что вы практически всегда определяете, когда вам лгут. Так какой смысл что-то скрывать?

— Вы много обо мне знаете. И что, вас это не пугает?

— На мой взгляд, так легче жить. Уловки не моя сильная сторона.

— Тогда позвольте задать еще один вопрос. Вы сообщили кому-нибудь, где я?

— Нет, — ответил Кастон.

— Тогда скажите, почему я не должен вас убить.

— Потому. Я уже объяснил. В ближайшей перспективе у нас с вами есть общий интерес. В долгосрочной же перспективе... Как сказал Кейнс, в конце концов мы все умрем. Полагаю, вам есть смысл заключить временный союз.

— Исходя из того, что враг моего врага мой друг?

— Господи, конечно, нет. Отвратительная философия. — Он взял салфетку и стал складывать журавлика. — Давайте определимся. Вы не мой друг. А я уж, черт возьми, никак не ваш друг.

* * *

Вашингтон, округ Колумбия

Глядя на лица собравшихся за столом в конференц-зале 0002а аналитиков и специалистов, Итан Закхейм в какой-то момент подумал о том, сколько же тонн камня, бетона и стекла лежит над ним — шесть этажей неуклюжей постройки 1961 года. Сейчас он чувствовал на своих плечах их сокрушающий вес.

— Ладно, ребята, цели мы не достигли, так по крайней мере расскажите мне что-нибудь приятное. Что-то же должно быть. Эбигейл?

— Мы проанализировали его загрузку. — Взгляд Эбигейл тревожно метнулся из-под нависших над глазами каштановых завитков. Тот факт, что Таркин проник в считавшийся недоступным для посторонних информационный центр в парижском консульстве, стал для всех тяжелым ударом и вызвал всплеск разлетевшихся во все стороны обвинений. Обсуждать эту тему еще раз никому из присутствующих не хотелось. — Он запросил информацию на Ван Чан Люна, Курта Золлингера и Бенуа Дешена.

— Все трое — его жертвы, — фыркнул Мэтью Уэкслер. Ветеран Госдепартамента с двадцатилетним стажем претендовал на право прерывать кого угодно и когда угодно. — Преступник идет по следам собственных преступлений.

Закхейм ослабил галстук. Здесь действительно так жарко или жарко только мне? Озвучить вопрос он не решился. Почему-то у него было чувство, что жарко только ему.

— И что из этого следует?

— Его связь с жертвами становится более очевидной. Даже для тех, кто не просматривал ее раньше. — Уэкслер подался вперед, насколько позволял его круглый животик. — Я хочу сказать, что косвенных улик у нас и раньше хватало, но теперь сомнений уже не осталось.

— Не согласен, что компьютерный анализ изображения можно классифицировать как косвенную улику, — негромко, словно с единственной целью отметиться на протокольной записи, отреагировал Рэндалл Деннинг. Голубой блейзер за последние часы как будто увеличился в размере и едва не сползал с плеч. — Он определенно связывает Таркина с местом преступления.

— Мэтью, вы исходите из предположения, что мы все с вами согласны, — заметил Закхейм. — Но в этих загрузках есть что-то такое, что не дает мне покоя. Зачем ему влезать в биографии тех, кого он убил? Разве с такого рода информацией знакомятся не до того, как убрать кого-то?

Взятое Закхеймом направление явно пришлось не по вкусу человеку, сидящему за противоположным концом стола. Заместитель начальника Отдела консульских операций Франклин Рансиман сухо откашлялся.

— Вы правы, Итан, толкований может быть много. — Взгляд его из-под тяжелого лба казался еще пронзительнее. — Так бывает всегда. Но мы не можем предпринимать действия по нескольким направлениям. Нужно выбрать одно, учитывающее все имеющиеся доказательства. У нас нет времени на то, чтобы заниматься анализом противоречий.

Закхейм стиснул зубы. Сильно напоминающее тычок в спину замечание Рансимана разозлило его: в конце концов они собрались здесь именно для того, чтобы определить, что есть факт, а что фактом не является. Но возражать не имело смысла. В любом случае Рансиман прав: интерпретировать поведение Таркина можно было по-разному. И все же сообщение Эбигейл посеяло в нем неясные сомнения. Таркин, кто бы он ни был, делал то же самое, что и они, — он действовал так, словно вел расследование, а не был его объектом. Закхейм сглотнул. Ход дела ему определенно не нравился.

— Проблема не в нем, а в Фентоне, — сказал Уэкслер. Закхейм уже заметил, что аналитик не потрудился застегнуть воротничок. Конечно, если у тебя такая светлая голова, то на пуговицы можно уже не обращать внимания.