Предупреждение малым кораблям [другой перевод]

Монк. Извини. Не хотел тебя обидеть. Все дело в лицензии: есть бары, где комнаты сдают, есть бары, где алкоголь подают, или еду и алкоголь. Но у меня лицензия только на…

Вайлет(прерывает его. В ее голосе и жестах такая отчаянная мольба, что не устоял бы человек даже с каменным сердцем). Прости, я… пошли наверх. А? Ты не против?

Монк задумчиво смотрит на нее, стараясь предугадать возможные последствия ее временного или постоянного проживания у него.

Ты что уставился на меня? Ненадолго, всего на одну ночь…

Монк. Так и быть, иди наверх и располагайся. Прими душ, пока я бар закрываю.

Вайлет. Ты блаженный, Монк, вроде меня. (Осторожно ступая, подходит к лестнице и поднимается на две ступеньки.)

Монк!.. Я этих ступенек боюсь, крутые как на стремянке. Сниму-ка я туфли. Помоги туфли снять. (По интонации ясно, что она уже чувствует себя «как дома»… Подгибает одну ногу, затем другую. Монк снимает с нее туфли, и Вайлет поднимается наверх. Кричит сверху.) Дорогой, захвати с собой пивка.

Монк. Ладно, захвачу. Не забудь про душ. (Оставшись один, выходит на авансцену.) Пусть сначала воду включит, примет душ, только тогда и решу, как быть, никак не раньше. (Нюхает изношенную комнатную туфлю.) Грязная, изношенная, пропахла потом, запах такой кислый, и ведь все носит, аккуратно ставит на ночь, а с утра снова в них влезает, шатается в них туда-сюда, как неприкаянная, уже подошва протерлась, все равно носит, картонную прокладку засунет и носит, пока и она не износится, и все равно не выбрасывает, надевает и ходит, пока… уже никакой ремонт не нужен… (Произнося эти слова, гасит поочередно везде свет.)

Эй, Вайлет, ради Христа, прими… (Не закончив фразы, презрительно смеется. Швыряет туфлю, грустно улыбается.) Боится растаять, как будто сахарная. Зря я ее оставил. Ладно, даже не притронусь к ней, даже близко не подойду, может быть, вообще внизу ночевать останусь. (Подходит к двери и распахивает ее. Доносится шум океана.) Каждую ночь открываю дверь на несколько минут, чтобы выветрился дым, запах алкоголя и человеческих тел. И слушаю океан. Знаете, что я вам скажу: ночью он шумит не так, как днем, когда на берегу народ толпится. Шум его доверительный. В нем скрыт сокровенный смысл, понятный лишь океану и мне. (Выключает голубую неоновую рекламу. За окнами бара становится темно. Запирает дверь.)

Сверху доносится шум воды. Монк медленно поворачивает голову.

А ведь это не дождик.

Уставший от суматошного вечера, возможно, чувствуя покалывание в сердце — он к нему привык, поднимается по ступенькам. Лестница освещается. Смотрит наверх, лицо его расплывается в кривой, но без горечи улыбке. Пока он поднимается, улыбка становится все мягче и мягче.

Занавес