Предвестник землетрясения

Он появился снова с двумя мисками горячей лапши и поставил их на стол. Аппарат висел у него на шее на старом кожаном ремешке. Я уверена, что когда он стоял у меня за спиной, аппарата не было. Я взяла одноразовые палочки для еды из банки на столе, но Тэйдзи, взяв мою ладонь своей, направил ее обратно. Скрывшись, он вернулся с лакированными палочками — должно быть, принадлежавшими ему и дяде. Тэйдзи однажды сказал, что большинство вечеров они едят вместе. Порой освободиться обоим, чтобы сесть за стол вдвоем, удавалось лишь за полночь, но все равно каждый ждал второго, как бы голоден ни был. Дядя любил говорить о вещах, подмеченных за день, — о птице на подоконнике, о золотом зубе посетителя. Тэйдзи слушал да ел.

— Ух ты! Нас шикарно обслуживают! — Взяв палочки, Лили воззрилась на них, словно они были из слоновой кости.

Мне до сих пор трудновато припомнить слова Тэйдзи, так что я процитирую то, что он мог, по моему мнению, или должен был сказать в тот день.

— Наслаждайтесь лапшой. Я приду с вами поговорить, когда смогу, но сначала должен обслужить этих посетителей.

Лили гоняла лапшу по миске. Она умела держать палочки, но брать скользкую еду еще нет. Чему я порадовалась, потому что сосредоточенность заставила ее умолкнуть минимум минут на двадцать, позволив мне пустить мысли вольно блуждать, пока сама я поглощала содержимое собственной миски. Время от времени я оборачивалась, чтобы поглядеть, что делает Тэйдзи. Он перемещался по заведению, убирая со столов и протирая их. Хоть он и выполнял каждое дело расторопно и умело, мыслями он явно пребывал где-то далеко. Глаза его были полны чем-то не касающимся ни столов, ни мокрых тряпок. Я уповала, что мной, но сказать было трудно. Покончив со своей лапшой, я наблюдала, как Лили с боями пробивается к дну миски. Испугавшись вспышки, мы обе обернулись одновременно. Разумеется, к тому моменту я уже должна была знать. Я должна была знать, что это, и даже глазом не моргнула.

Тэйдзи поймал нас в свой объектив. Щелк. Он улыбнулся, повернулся и снова занялся уборкой столов.

Он сфотографировал нас с Лили вместе. Дал мне фото пару недель спустя. Завернул его в кусок аккуратно сложенной газеты. Ее я тоже сохранила. Перечитывала с обеих сторон снова и снова, чтобы расшифровать некое любовное послание. С одной стороны была статья о росте в последнее время бытового насилия, с другой — текущий обменный курс иностранных валют. Постаравшись, я могла бы найти связь, но понимала, что ничего эдакого и в замысле не было. И все же она была сложена искусными руками Тэйдзи для меня. Я обрадовалась, что он не отпечатал экземпляра для Лили. Это означало, что на снимке я с Лили в качестве довеска, а не портрет обеих как равных. Я стыдилась своего восторга от столь детского триумфа, но не настолько, чтобы отречься от этого чувства. Моего стыда недостало даже на то, чтобы завести меня в фотомастерскую, чтобы сделать копию для Лили, хоть я и понимала, что ей бы фото понравилось. Этот снимок по-прежнему у меня в коробке, куда я сую вещи, которые не хочу хранить, но и выбросить не в силах.

* * *

Теперь Люси кажется, что эта фотография знаменует начало бед. Я могла бы поглядеть на снимок и подумать: дескать, вот тут-то все пошло наперекосяк, момент, когда было уже слишком поздно. Перед щелчком затвора. После щелчка затвора. Доля секунды в промежутке, когда произошел сейсмический сдвиг, неощутимый на земной коре. Со временем он приведет к землетрясению столь грандиозному, что его не измерить ни по шкале Рихтера, ни по японской сейсмической шкале. Фактически фотография показывает только Лили и Люси, сидящих за столом; рокот разбудила сама съемка, а не схваченное изображение. А фотографии фотографирования у меня нет. И все же снимок показывает происходящее в момент, когда он сделан, так что становится собственным отображением. Мне надо было понять это вовремя.

Но я не поняла. Моя голова была забита Сачи.

Остальные посетители приходили и уходили, задерживаясь ровно настолько, чтобы получить свою лапшу и заплатить за нее. Как ни крути, заведение было чисто функциональным. Но Лили хотелось поговорить, и мы проболтали весь день, главным образом о ее квартире. Она была в восторге от своего нового дома, воздавая все почести мне, словно я выстроила апартаменты собственными руками. Она рассказала мне обо всех мелочах, что купила — аппарат для истребления москитов, рисоварка. Я слушала, но чувствовала себя не в своей тарелке в этом неуютном столкновении зон моей жизни. Мне хотелось увести Лили из закусочной, но там был Тэйдзи. Его я покинуть не могла. Кончики пальцев у меня дергались, как всегда, когда я раздосадована, и я крепко прижимала их к ножке стола.

Около пяти Тэйдзи закончил работу и предложил вместе сходить по пиву. Я жаждала, чтобы Лили отказалась, хоть и понимала, что не тут-то было. Со времени встречи с Люси она в других друзьях будто и не нуждалась.

— По-моему, Лили хочет домой.

— Нет-нет. Я с удовольствием схожу выпить. Тут есть бар поблизости?