Предыстория

Он взял большой болт и три раза ударил им по железному пруту. Сонный сторож, зевая, открыл в решетке небольшую дверцу (сама решетка поднималась кверху только тогда, когда тюрьму посещал Нерва или кто-нибудь из сановников). Он пропустил «Обахта» вперед, и вдруг ему показалось, что походка у него стала какой-то не совсем такой. Он подозрительно посмотрел вслед фигуре в капюшоне и вдруг тревожно спросил срывающимся голосом: «Господин Обахт!»

Ян Коса услышал это, и у него сразу упало вниз сердце, потом, холодное, стало подниматься кверху и заткнуло тугой пробкой горло, это было ужасно. Что делать? Понятно. Если он окликнет его еще раз, надобно повернуть, подойти к сторожу и попытаться убить его без шума. Он нетвердыми шагами продолжал идти. Но сторож его не окликнул. Решив, что Обахт не услышал его, он сразу разуверился в своем подозрении и, зевая, пошел в сторожку.

Ян завернул за угол, и тут ноги его сразу отяжелели. Он только теперь понял, какой опасности избежал. Нет, дальше идти так нельзя. Надо выбираться на другую дорогу. Когда его водили на допрос, он миновал шесть постов, две решетки и один сторожевой пункт, где спрашивали пароль даже у Обахта, даже у самого коменданта. Хорошо, что допросы были часты и он был осужден на смерть заранее: на него не надевали мешок и он мог хорошо изучить дорогу. Он ориентировался даже в темноте.

Сейчас он находился на полукруглой площадке, прилепившейся у башни Жабьей норы. Хорошо, что она глухая и в ней нет бойниц, зато наверху стража, стоит кому-либо перегнуться через зубцы, и они увидят его. За этой площадкой следовала крутая лестница вверх и там вторая стража. Даже если он минует этот пункт, за ним следует перекидной мост к башне св. Фомы. Пока доберешься до нее — надо пройти две усиленных стражи. Да в тоннеле сквозь основание башни в скале стража и около нее сторож, настоящий Цербер, который всегда бил его палкой вдогонку, когда вели. Ладно, предположим, он пройдет и мимо Цербера. У выхода из башни опять решетка, потом, прежде чем дойдешь до следующей стражи, где спросят пароль, еще одна стража, а потом ещё главные ворота, омут под подъемным мостом, поднятым ночью.

Нет, слишком много «предположим». Другой путь надо избрать сейчас же, не доходя до верха лестницы. Сейчас уже поздно, часа два пополуночи, через четыре часа будет светло, успеет ли он добраться к башне святого Фомы? Конечно, можно было бы броситься со стены, опустившись на длину веревки, и упасть в ров, но, во-первых, шум от падения услышат, а во-вторых, стены рва отвесные.

Если он не разобьется о них, то, конечно, не выберется из рва, и значит, будет ждать в нем, как крыса в западне. Ров отделен от болота перед башней св. Фомы шлюзом. Нет, лучше добраться за зубцами стены по наружному ободку с украшениями до висячего моста. («Вот чертовы куклы, — подумал он о строителях цитадели, — еще и о красоте думали, а ей, стене, этот ободок все равно как старухе венок на голову, только портит вид».) До висячего моста, а там будет видно.

Если добраться до «св. Фомы», то там есть в стене трещина, стена чуть осела. Как далеко она идет — неизвестно, но, во всяком случае, пара лишних саженей будет не во вред. А внизу болото, за ним камыш у ленивой Щуковицы, а там… ищи-свищи. Но как перейти через висячий мост, если на нем два караула?

Э, черт, не все ли равно. Авось поможет Ян Непомуцкий.

Он осторожно перекинул ноги через зубцы площадки и повис, стараясь нащупать ногами карниз. Болтался, как ему казалось, целую вечность, но… карниза не было. Он покрылся холодным потом. Устанут руки и потом… крышка, и как глупо. На всякий случай он перехватил руками два зубца и перекинул тело левее, потом опустил ноги и насколько было можно вытянул носки. Он уже терял надежду, когда его правая нога коснулась, наконец, твердой опоры. Тогда он опустил руки и стал медленно сползать на карниз.

Отчасти это хорошо, что он так далеко от стены, никто не увидит, когда будет по нему идти. Самым трудным делом было повернуться к стене спиной, не имея опоры для рук. У него болели плечо и спина. Страшное напряжение не прошло даром, но он повернулся, едва не упав. От одной мысли об этом его пробрала дрожь. Стены в восемь саженей, несколько футов обрыва, облицованного камнем, да плюс ров, глубины которого он не знал.